Эридиана (сборник)

Когда отряд спустился, Доломатенко, сдвинув на затылок фуражку, облегченно повернулся в седле.

— Да-а! Тропочка! — В его голосе слышалось извинение за недавний окрик. — Сколько раз здесь проезжаю, а привыкнуть не могу.

Лев Николаевич снял свою тесную фуражку, потер ладонью красный рубец на лбу.

— Интересные породы, Никифор Антонович! Роговики и мраморы — сплошь метаморфические породы. Где-то здесь должен быть мощный интрузив[11] гранитов!

Неточность в миллион лет — небольшая ошибка!

Одолев последний небольшой подъем, отряд спустился в долину Каинды — следующего к югу притока Сарыджаза.

Каинды- по-киргизски береза. Пятнисто-белые стволы берез с еще голыми ветвями толпились у русла реки, сразу за спуском с широченной террасы перед впадением в Сарыджаз.

Пока развьючивали лошадей, с этой террасы, скользя и падая на крутых глинистых обрывах, бежали люди.

— Ф-фу! Отдышусь!.. Здравствуйте! — торжественно произнес коренастый с рыжей лопатообразной бородой мужчина, протягивая вымазанную глиной руку.

— Здравствуйте! — сказал Никифор Антонович, неуверенно пожав протянутую ладонь. — Мне хотелось бы увидеть Павла Игнатьевича Введенского. — Профессор помнил худенького юношу в очках, с которым расстался лет пять назад.

— Это я! Я и есть! Не узнали, Никифор Антонович? — радостно засмеялся рыжебородый. — Я так вас жду! А ты, Вероника, почему здесь? Кто тебе разрешил?

— Веронику-то я взял сюда, — делая ударение нз слове «я», сказал профессор. — Так что вы не ругайте ее. И образцы все мы оформили…

До позднего вечера не утихало возбуждение в лагере. Разбирали почту, продукты, снаряжение…

Введенский геолога и Никифора Антоновича устроил в своей палатке, а потом, при тусклом освещении свечей, волнуясь, показал свои находки. Глиняные сосуды и фигурки, каменные и стеклянные бусы, фарфоровые тарелочки. Все это настолько было не похоже на двадцатый век до нашей эры, настолько смахивало на мистификацию, что Никифор Антонович наконец не выдержал.

— Увольте, Павел Игнатьевич, увольте! — чуть не взмолился он. — Завтра мы начнем с террас. Лев Николаевич- опытный специалист. Определим возраст террас, а уж потом будем разбираться, что к чему и как отнестись к вашим фарфоровым тарелочкам. Вы куда поместили Веронику Павловну? — как будто некстати закончил он. Введенский даже поразился этому вопросу.

— К поварихе, Никифор Антонович! Лучшего места у нас здесь нет. Только зря вы ее взяли: ведь девчонка! Опыта нет, толку никакого!

— Как сказать! Я верю в непредвзятость свежего взгляда. — Никифор Антонович говорил, как будто размышляя вслух, вновь он ощущал внутреннее давление и чей-то мысленный приказ; наваждение не проходило, но он уже утратил оценку степени его воздействия.

Утром Никифор Антонович, Лев Николаевич, Вероника и Введенский объезжали террасы.

Ветер вздымал белую озерную пыль.

Черные горные галки носились над ними, — с высоты раздавался их отрывистый крик.

Лев Николаевич все туже надвигал на лоб свою тесную фуражку, понукал ленивого мерина. Часто останавливался, разворачиваясь спиной к ветру, чертил на миллиметровке схему расположения террас.

Вечером, когда вернулись в лагерь, Лев Николаевич снял фуражку и смущенно потер рубец на лбу:

— Получается очень непонятная картина. Дело в том, что Павел Игнатьевич не совсем прав. По моим предварительным данным возраст этой террасы, — геолог показал вверх, на захоронения, где днем велись работы, — тридцать пятый век до нашей эры. Повторяю, это предварительные данные. Возможно, что эти террасы еще древнее. Завтра я начну составлять глазомерный план всего террасированного ложа этой долины. Только после этого, точнейшим образом, с ошибкой плюс-минус пять веков, мы сможем узнать возраст террасы с могильниками.

— Плюс-минус пять веков? — удивилась Вероника. — Вы называете это: «точнейшим образом»?

— Точнейшим, — доброжелательно подтвердил геолог. — Ведь у нас в геологии иные масштабы. Наша ошибка в тысячу лет будет соответствовать бытовой ошибке в одну секунду на ваших часах. Значит, ваша ошибка на семнадцать минут выразится на геологических часах ошибкой примерно около миллиона лет. Согласитесь, что в работах, не требующих предельной точности, это небольшая ошибка. Правда, такие ошибки допустимы у нас в определении возраста пород трехсот-семисотмиллионолетней давности, тут они могут достигать плюс-минус десяти-пятнадцати миллионов лет. Как видите, все относительно. И в Лилипутии и в Бробдингнеге Гулливер был одинаковым, менялись только масштабы, в которых он жил! Но вот возраст таких молодых отложений, как эти террасы — какие-то десятки тысяч лет! — геология дает с наибольшей точностью. Отклонения составляют всего лишь навсего какие-то пятьсот — тысячу лет!

— Такая точность нашей геологии восторга не вызывает, — иронически заметила Вероника.

Улыбка идола

Летние сумерки в горах очень долги: солнце давно зашло, а вершины еще освещены. Воздух как будто постепенно сгущается, становясь прохладным; тускнеют на снежных вершинах отблески зашедшего солнца, звонче гремит каменное ложе реки, уносящей свои воды в Таримское плато.