Эригена

За три дня до наступления сентябрьских ид я и брат Тегван добрались до аббатства. Оно неплохо укреплено, огорожено высоким деревянным частоколом, здание капитула и церкви каменные. Монастырская галерея построена из добротно обструганных сосновых бревен, покрыта гонтом. При удачном стечении обстоятельств можно держать оборону от данов, пока не подоспеет помощь. Впрочем, надеюсь, что наш славный король Альфред скоро покончит с этим «бичом божьим», вечная слава и долгих лет нашему королю, победителю Гутрума18.

– Язычники приходили сюда один раз, – сказал брат Тегван, будто прочитав мои мысли. – Я был тогда мальчишкой, первый год в монастыре. Их конунг оказался неглупым человеком. Он поверил аббату Этельварду, что единственное сокровище, которое есть в монастыре – книги. А немногую серебряную утварь и запасы провизии мы отдадим добровольно. «Книги мне не нужны, – посмеялся дикий дан. – А рабы из монахов бестолковые, купцы-рахдониты19 не берут их на продажу. Отдавайте то, что назвали и молитесь дальше своему чумному богу».

– Ты давно живёшь в Малмсбери?

– Всю жизнь. Принял обет двенадцатилетним, а в этом году мне исполнится сорок. Я наполовину бритт, по отцу. Наш народ среди изгоев, сам знаешь. Монастырь был для меня лучшей юдолью, так моя мать решила после гибели отца. Это – правда, вся моя жизнь проходит в молитвах и чтении книг.

– Любишь книги?

– Очень люблю. Когда брат Иоанн назначил меня библиотекарем, я был счастлив.

– Сколько всего монахов в аббатстве?

Мы отдыхаем на невысоком холме в полумиле от монастыря, его хорошо видно сверху, дымок из кухонной печи струится вверх, растворяясь в прозрачном воздухе. Тихо, природа застыла в ожидании осени.

– Восемнадцать, – говорит брат Тегван. – Без Иоанна Скотта.

– Тебя ведь не было в Малмсбери, когда Эригена умер?

– Не было. По поручению аббата я отправился в Гластонбери. Недалеко от монастыря на руинах римской виллы братья нашли несколько свитков, написанных по-гречески. Настоятель Гластонбери попросил Иоанна Скотта прислать человека, знакомого с эллинским языком, чтобы разобраться в рукописях.

– Обнаружилось что-то интересное? – спросил я.

– Любопытные книги, – сказал брат Тегван. – Трактат «О соборах» святого Илария Пиктавийского20, несколько язычников римских авторов, их имена мне ничего не говорят, кроме Марциана Капеллы21. Я первый раз такое увидел, переводы с латинского на греческий. У меня сложилось впечатление, что римляне, жившие на вилле, упражнялись в литературном мастерстве. Некоторые фрагменты свитков повторяются, но каждый раз немного иначе, будто переводчик шлифовал свое искусство.

– Когда ты вернулся, Эригену уже похоронили?

– Да. Я спросил, как он умер, келарь брат Ансельм, он замещает сейчас покойного, приора у нас нет, сказал, что Иоанн Скотт отошёл к Господу ночью во сне.

– Ты не поверил? Почему?

– Его все ненавидели, – сказал брат Тегван. – Все, кроме меня. Ты, верно, думаешь, брат Эльфрик, что монастырь это такое место, где все только и размышляют о приближении к Господу нашему. Может, в других аббатствах так и обстоит, только не у нас. Пожрать послаще да поспать подольше, да попенять крестьянам, что мало провизии принесли во славу церкви и попугать мором или набегом данов за нерадивость, вот и вся забота. На всенощной с такими гнусными рожами стоят, что поневоле вспоминаю того языческого императора22, который монахов назвал трутнями на теле государства. Я потом себя за эти мысли корю, епитимью сам на себя накладываю, сплю зимой на голом полу и питаюсь только водой и хлебом. А тут такой человек пришёл, заставляет мысль будоражить, за что моим братьям его любить.