Эринеры Гипноса

– Лепра, последняя стадия, – тихо произнес Герард, чувствуя щекой лохматую, мокрую морду Аякса.

Тот согласно промолчал.

Человек топтался на одном месте и жадно принюхивался к запаху дождя провалившимся носом.

Возле остальных каменных столбов тоже наметилось движение.

– Дэймос? – с глубочайшим недоверием спросил Аякс, присматриваясь к прокаженному.

– Да.

– Почему тогда болен?

– В древности считалось, что проказа дает дополнительные силы, увеличивая мощь сновидящего, – сказал Герард, наблюдая за новыми фигурами, возникающими из пустоты. – Искажая, уродуя внешнюю оболочку, увеличивает за счет пугающей внешности внутренние резервы.

– И сколько он проживет?

Вопрос не остался без ответа. Но отклик пришел не от оракула.

– Мы будем жить вечно, – прозвучал громоподобный голос, заглушая шум дождя.

Под ливень вышел человек. Его одежда – длинная серая мантия и тканевая маска на лице, такая же грубая дерюга, – мгновенно промокла. Но его это не смущало. Впитывая льющую с неба воду, он стоял как дерево, могучее, древнее, перемоловшее камни своими корнями, чтобы крепче впиваться в землю.

– Мы будем жить вечно, – повторил он уже тише, и все остальные замерли, ловя каждое слово. – Даже если нам придется ждать тысячу, две тысячи лет, это время всего лишь миг перед вечностью, которую нам даст Фобетор.

Ему внимали жадно, молча, не шевелясь.

– Наши враги думают, будто успешно сопротивляются и побеждают. Но они не знают, что уже мертвы. Мы подарили им отсрочку. И придет время, когда они выплатят все долги сполна и падут, освободив место для нас.

Дэймос, которого Герард опознал как танатоса, обернулся. Мокрая ткань на лице скрывала глаза, но, казалось, он смотрит прямо на пришедших из временной волны. Аякс слегка сжал плечо оракула, шесть когтей на передней лапе кольнули кожу, словно предупреждая.

– Я слышал, Дании, ты сомневаешься, – произнес танатос, и прокаженный, стоящий неподалеку от прорицателя, вздрогнул. – Выказываешь неуверенность в нашем плане, и даже более того, страх перед Полисом… – Он помолчал, в тишине громче стал слышен шум дождя. – Выйди сюда.

Дэймос, дрожа всем телом, побрел к нему. Поскользнулся на влажных камнях, неуклюже взмахнул руками, изъеденными болезнью. Главарь удержал его от падения, схватил за плечо, подтянул ближе к себе.

– Ты боишься? – спросил танатос, заглядывая в блеклые глаза соратника. – Ты не веришь в наши силы?

Прокаженный замотал головой, забормотал что-то невнятное, попытался упасть на колени, к ногам предводителя. Но тот удержал его, прижал к себе и заговорил с теплом и участием:

– Знаю, друг мой, это тяжело. Все мы слабы и наши физические тела смертны.

Он отстранил Дания, но продолжал держать за плечи, наклонился к его обезображенному лицу своей безликой маской.

– Но ты должен верить. Обещай мне, что не усомнишься больше. Докажи, как крепка твоя вера.

Дэймос закивал в ответ, замычал, вытирая скрученными черными пальцами глаза, из которых текли слезы или дождевая вода.

– Я знал, что это была всего лишь минута слабости… – Танатос вновь отечески привлек к себе провинившегося, провел ладонью в перчатке по его склоненной голове.

Потом посмотрел на остальных, беззвучно следящих за всем происходящим, и быстрым, едва уловимым для глаз движением сломал слабовольному собрату шею. Тот конвульсивно дернулся, а затем упал на землю, разбрызгав мутную дождевую воду.

Аякс тихо зарычал, молотя хвостом по спине оракула. Герард поднял руку и опустил ее на вздыбленный загривок кота.

– У нас впереди вечность, – продолжил убийца невозмутимо, – но нет времени на слабости.

Другие дэймосы застыли, боясь сделать лишний вздох.

– Он недостоин быть среди нас. Его слишком тревожило благополучие ничтожной плоти. Дании отрекся от величия своего духа, дарованного Фобетором.

Танатос перешагнул через труп, мокнущий в грязной луже.

– Среди вас есть такие, кто продолжает лелеять тлен и сеять сомнения в себе и своих братьях?

Испуганно-яростный, фанатичный ропот отрицания раздался ему в ответ.

– Благополучие плоти? – прорычал Аякс, глядя на создателя кошмаров, благосклонно принимающего заверения в полнейшей преданности. – Что-то не видно, чтобы ты заразил себя проказой!

– Он под маской, – возразил Герард. – Следы невозможно увидеть.

– Нет, он здоров, – фыркнул охотник презрительно. – Поэтому и закрывает лицо. Иначе соратники не поймут, отчего они должны заживо разлагаться в надежде на неведомые силы, а глава не страдает ни от уродства, ни от боли.

Танатос наконец поднял руку, призывая к молчанию, и направился к обнаженному телу, лежащему в центре круга, исхлестанного дождем. Присел рядом, опустил ладонь на спину, покрытую глубокими, все еще кровоточащими ранами.

– Это наша жертва великому Фобетору. И наш гарант грядущего успеха.

Он запустил пальцы в светлые волосы, слипшиеся от дождя, и повернул голову поверженного человека так, чтобы желающие могли рассмотреть лицо.