Эринеры Гипноса

– Едкий натр, – любезно пояснил дэймос, – вызывает сильнейшие термические ожоги. Это в продолжение темы двойственности одного явления. Одно и то же вещество можно использовать для производства шоколада, выпечки, размягчения маслин, изготовления тканей. Нейтрализации отравляющих веществ, таких как зарин, например. Тот же самый натр в дыхательных аппаратах – ребризерах помогает очищать выдыхаемый воздух от углекислого газа. – Крадущий наклонился над целителем, рвущимся из ремней от язвящей, жгучей боли, и рявкнул в его лицо, залитое потом: – Мы разрешаем вам дышать!! Пока разрешаем.

Он с размаху вогнал в плечо Мусорщика скальпель. Острие пробило плоть насквозь и вонзилось в кушетку.

– И когда ты сходишь с ума от боли, цел ер Миракс, так ли важно тебе, кто причинил ее? Ламия, сбой в генетике, вирус или несчастный случай. Думаешь, людям будет до этого дело? Главное, что избавление возможно.

Он вырвал скальпель из тела пленника и провел неспешный разрез по лбу, под линией волос. Кровь хлынула толчками, заливая лицо. Сознание замерцало, обещая блаженное забытье. Но это был обман, потому что забвения не наступит.

– Боль – мощный разрушитель барьеров, – голос Фариса становился то едва слышным, то оглушал.

И целитель знал, что теперь он будет звучать всегда, вбиваться в уши ржавыми гвоздями, лязгать в черепной коробке, скручивать нейроны, искажать смысл, извращать реальность, закрепляя каждое слово ожогом, раной, переломом. Пока эпиос не поверит…

Темнота приближалась.

В краткий миг балансирования между двух реальностей, сна и яви, Мусорщик увидел загорелое лицо, склоненное над ним. Широкая переносица, высокий лоб с легкими продольными мимическими морщинами, чуть выдающийся вперед подбородок, серо-зеленые глаза… Услышал настойчивый голос:

– Где? Назови место!

– Не знаю, – прошептал он и провалился глубже, туда, где ждал прежний неумолимый собеседник.

Безопасный тихий уголок его подсознания превратился в камеру пыток, более изощренную, чем наяву. Кресла, диваны, столы, даже рама от зеркала изменились. Они больше не выглядели обычными предметам мебели из дерева и металла. Сиденья, спинки, подлокотники, столешницы оказались сделаны из фрагментов человеческих тел – спин, грудных клеток, бедер и кистей рук.

Но самое ужасное, те не были мертвыми. Кожа, натянутая на каркасы костей, истекала кровью, конечности вздрагивали и сокращались, в складках ткани виднелись закаченные глаза и разинутые в крике рты.

Мусорщик сидел в таком живом кресле, всем телом ощущая его бесконечную агонию. Руки и ноги эпиоса держали стиснутые человеческие челюсти, из-под зубов текла его и чужая кровь, голову прижимали к спинке пальцы, вцепившиеся острыми ногтями в затылок, волосы, шею…

Лучше было терпеть собственную боль, чем видеть и чувствовать все это безумие. Он рванулся, понимая, что начинает терять контроль над собой, над своими мыслями, но не мог освободиться даже от охвативших его отчаяния и безысходности.

Из зеркала, превратившегося в коридор, хлопающего окровавленными клочьями плоти, выступила знакомая тощая фигура. Танатос, устроивший в его подсознании праздник смерти, ухмылялся тонкогубым ртом, демонстрируя длинные лошадиные зубы.

– Знал, что тебе понравится.

Он небрежно опрокинул небольшой столик, и Мусорщик увидел, что его крышка сделана из расплющенного лица Гора.

– Они все здесь, – дэймос обвел помещение широким жестом костлявой руки, – твои друзья с помойки. Для каждого нашлось место.

Кандалы-зубы глубже вонзились в запястье целителя, перегрызая вены. Кровь полилась на пол.

– Жаль, твой дружок-серфер сдох. Я бы нарезал из него ремней.

Он наклонился, поднял обугленную голову с тянущимся за ней позвоночником и небрежно бросил ее на колени плененного мастера снов. Позвонки, словно лапы хищной многоножки, впились в его тело, хребет изогнулся по-змеиному, поднимая череп с клочьями сгоревшей плоти. Эпиос узнал искаженные почти до неузнаваемости черты Трерис, посмотрел в ее безумные, белые глаза, горящие слепой ненавистью. В туже секунду оскаленный рот вонзил острые обломки зубов в его шею, выдирая окровавленные куски.

…Кошмар оборвался, для того чтобы продолжиться в реальности.

Миракс открыл глаза, почти с облегчением увидел белые лампы, серые стены, лицо Фариса в маске. И его снова захлестнула боль. Было не важно, что ее причиняет – химическое соединение, скальпель или электрический ток.

– Мастера снов не нужны Александрии, – сверлил барабанные перепонки голос дэймоса. – Вы вне закона. Запрещены на государственном уровне.

Теперь щелочь разъедала его руки. И не было возможности увернуться от ее жгучих языков, облизывающих кожу.

– Вам не позволяют лечить, создавать сновидения, вмешиваться в дела ученых. Для этого есть другие специалисты.

– Замолчи, – выговорил Миракс и едва услышал свой хриплый, сорванный голос.

– Вы что-то сказали, целер? – вежливо склонился над ним Фарис, не дождался ответа и продолжил: – У вас нет школ, учеников, последователей. Вы – никто. Элемент чуждой культуры, навязанной враждебным городом.