Эринкаль

Возвращение к реальности никогда не бывает приятным. Нет, меня не били по голове и не скандировали над ухом «Бей его!», только внутри словно оборвалась струна, напоминая о том, что свершилось и назад не вернется. Словно в унисон мыслям небо, наконец, стало абсолютно черным, отчего ощутимо потемнело вокруг, и прямо над замком пронесся оглушительный громовой раскат, сопровождаемый не менее эффектной молнией.

Коди с визгом повисла на моей шее, заливая мою одежду водой, потоками стекавшей с нее, а потом, завернувшись в мою куртку и крупно дрожа, с восторгом уставилась ввысь.

— Аль, это так здорово! Давай еще посидим тут?

— Ты мок… пром… вода, — наконец, разочарованно выдохнул я, так и не справившись с произношением согласных.

— Ну и что? — Прекрасно поняла малышка. — Я о тебя погреюсь!

— Угу, — кивнул я, предпочитая не спорить, тем более что нам обоим было хорошо.

Взъерошив короткие, едва до плеч, растрепанные волосы, я с отвратительным чувством тяжести на душе уставился в дождь. Честно говоря, в детстве часто грезил о дожде, а сейчас даже не знаю как именно к нему отношусь? Посреди пещер и горных склонов дожди редкость. Там влага в основном приходит горными потоками или подгорными родниками, иногда, в особенно узких пещерах, образуя взвесь с воздухом, создает ощущение пара или тумана. В то время я просто напросто не знал, что такое дождь.

Сейчас знаю. И даже, наверное, привык. Вот только определенное отношение к нему так и не родилось. Иногда меня бесили потоки воды, льющие на голову и за шиворот. Иногда радовали настолько, что я готов был благословлять небеса. А иногда мне просто становилось вот так тяжело, словно вместе со стихией в душу закрадывается боль, погружая и так не радужный мир в еще большую зад… темноту.

Этим вечером, после того как за прогулки под дождем нас отругали все, кто имел такое право, а также попытались те, кто не имел, я сидел в библиотеке, внимательно вчитываясь в едва видимый текст старинной книги, обнаруженной совершенно случайно. Не знаю, кому принадлежало это творение мастера, но написано оно было волшебным старинным языком эльфийского народа. В совершенстве зная язык, между тем я абсолютно ничего не мог поделать с книгой, кроме того как прочесть, по очень приземленной причине — магии во мне не было ни капли.

За начальным этапом самобичевания, а также полнейшего упадка самомнения до нуля, меня и застал Лионэль, словно чувствуя накопившуюся отрицательную энергию вокруг. Он остановился в дверях, глядя на меня обвиняющим взглядом и при этом не издавая ни звука, потом шебурша краями своей обычной длиннющей ярко белой мантии по полу прошествовал к столу и осторожно сел на стул напротив. Первое время я старательно делал вид, что говорить не умею, а также и не хочу и все его многозначительные поглядывания и постукивания тросточкой вообще не слышу. Но все занятия рано или поздно надоедают и это приелось довольно быстро. Вскочив на ноги, а подвижность ко мне возвращалась гигантскими темпами, гораздо быстрее общительности, я отошел к окну и чуть хрипловато односложно спросил: «Что?», на что получил гораздо более развернутый ответ.

— Эринкаль нам давно следовало поговорить. Я не имею права лезть вам в душу, но поверьте, мое сердце отнюдь не из камня и оно обливается кровью, чувствуя вашу боль. — Я внимательно всмотрелся в собеседника, пытаясь разглядеть то, что мне недоступно, а именно эмпатическую окраску. — Да, вы правы, — усмехнулся старик в ответ на мой взгляд, — я эмпат. Пожалуйста, поправьте меня, если не прав, магические способности вас покинули?

Не утруждая себя ответом, я лишь согласно кивнул, почти по пояс высунувшись в окно и разглядывая разрушения, устроенные непогодой.

— Это удручает… хотелось бы мне произнести слова утешения и уверить в том, что со временем все восстановится, но… нет, я совсем не уверен и в обратном, только… — он глубоко вздохнул и с улыбкой затряс руками. — Вот что делают с эльфами годы, совсем разучился разговаривать!

— Я знаю, — не нужно было смотреть на старика, чтобы понять, насколько он расстроен.

— Вы еще молоды, Эринкаль, у вас впереди вся жизнь. Почему же я вижу лишь сожаление и ни капли радости? Такое настроение впору старику, подобному мне, а уж никак не юноше, не достигшему даже совершеннолетия. Кстати, — он вдруг звонко хлопнул себя по лбу и вскочил на ноги, — как раз хотел спросить. Сколько вам лет, Эринкаль? Надеюсь, мой вопрос не слишком бестактен, но самостоятельно вспомнить не выходит, а узнать не у кого…

— Девяносто четыре, — кое-как выстроив язык в нужной позиции проговорил я.

— Так-так, значит у нас еще шесть лет… что ж, к моменту вашего совершеннолетия мы придумаем как вернуть вас домой! Осталось только решить — как…

— Нет, — резко выдохнул я, от особо ярких чувств чуть не вывалившись за окно, а потому отскакивая от него как от огня.

— Что «нет»? — Удивленно переспросил задумавшийся собеседник. — Вы не хотите возвращаться? — Я отрицательно мотнул головой, упорно не поднимая взгляда. — Но почему? Вы — Повелитель, вы не можете бросить свой народ!