– Придержи свой дерзкий язык и послушай меня. Принцесса Шаиста, двоюродная сестра и близкая родственница покойного принца Рамата Али Юсуфа едет туда учиться на следующий семестр. До сих пор она училась в школе в Швейцарии.
– Что мне делать? Похитить ее?
– Конечно, нет. Думаю, возможно, она окажется в центре внимания в ближайшем будущем. Я хочу, чтобы ты наблюдал за развитием событий. Я вынужден поставить тебе такую неопределенную задачу. Не знаю, что или кто может там возникнуть, но если любой из тех друзей, которые нам не нравятся, проявят интерес, доложи об этом... Тебе поручается наблюдение, больше ничего.
Молодой человек кивнул:
– А как мне туда проникнуть? Я стану учителем рисования?
– Приходящие учителя все женского пола. – Полковник Пайкэвей задумчиво посмотрел на него. – Думаю, мне придется сделать тебя садовником.
– Садовником?
– Да. Я прав, считая, что ты немного разбираешься в этом деле?
– Да, действительно. В юности я год вел колонку
– Фу! – сказал полковник Пайкэвей. – Это ерунда! Я сам мог бы вести колонку по садоводству, ничего не зная о нем, – просто списывал бы из иллюстрированных каталогов «Нёрсеримен» и из Энциклопедии садоводства. Знаю я всю эту болтовню.
– Все это я делал еще в юности!
– Конечно. Я знаю твою мать... Ну, решено.
– А в Мидоубэнке есть свободное место садовника?
– Наверняка есть, – ответил полковник Пайкэвей. – Во всех садах Англии не хватает работников. Я тебе напишу хорошие рекомендации. Посмотришь, они тебя с руками оторвут. Нельзя терять времени, летний семестр начинается двадцать девятого числа.
– Я буду работать в саду и держать глаза открытыми, так?
– Вот именно. И если какая-нибудь сексуально озабоченная девчонка будет с тобой заигрывать, да поможет тебе бог, если ты ответишь! Я не хочу, чтобы тебя слишком быстро вышвырнули оттуда.
Полковник придвинул к себе лист бумаги.
– Какое имя тебе нравится?
– «Адам» кажется мне подходящим.
– А фамилия?
– Как насчет Идена?[7]
– Я не уверен, что мне нравится ход твоих мыслей. Адам Гудман прекрасно подойдет. Иди и придумай себе прошлое вместе с Дженсоном, а потом – в путь. – Он посмотрел на свои часы. – Больше у меня нет для тебя времени. Я не хочу заставлять ждать мистера Робинсона. Он уже должен быть здесь.
Адам (называя его новым именем) остановился по пути к двери.
– Мистер Робинсон? – с любопытством спросил он. –
– Я так и сказал. – На его столе прозвенел звонок. – А вот и он. Мистер Робинсон всегда пунктуален.
– Скажите мне, – с любопытством спросил Адам, – кто он такой в действительности? Как его настоящее имя?
– Его имя – мистер Робинсон, – ответил полковник Пайкэвей. – Это все, что мне известно, и это все, что известно всем.
Вошедший в комнату не походил на человека, чье имя могло быть «Робинсон». Его могли звать Деметриус, или Айзекштейн, или Перенна, хотя ему нельзя было приписать одно из этих имен с большим основанием, чем другие. Его нельзя было с определенностью принять ни за еврея, ни за грека, ни за португальца, ни за испанца, ни за южноамериканца. Но меньше всего его можно было принять за англичанина по фамилии Робинсон. Толстый, хорошо одет, с желтым лицом, меланхоличными черными глазами, широким лбом и пухлыми губами, за которыми виднелись слишком крупные, очень белые зубы. Руки его имели хорошую форму и были прекрасно ухожены. Говорил он по-английски без малейшего акцента.
Они с полковником Пайкэвеем приветствовали друг друга скорее как правящие монархи. Произошел обмен любезностями. Затем, когда мистер Робинсон принял предложенную сигару, полковник Пайкэвей сказал:
– С вашей стороны очень любезно предложить нам помощь.
Мистер Робинсон закурил сигару, одобрил ее вкус и наконец заговорил: