Эркюль Пуаро

Тут мои размышления были прерваны: поезд прибыл на станцию Стайлз-Сент-Мэри. По крайней мере она не изменилась. Время обошло ее стороной. Вокруг станции по-прежнему простирались поля, и казалось непонятным, зачем она вообще понадобилась.

Однако, едучи в такси по деревне, я ощутил, как много лет прошло с той поры, когда мне довелось здесь бывать. Стайлз-Сент-Мэри изменилась до неузнаваемости. Бензоколонки, кинотеатр, две новые гостиницы и ряды муниципальных домов.

Вскоре мы свернули к воротам Стайлз. Здесь время снова отступило. Парк был таким, как я его помнил; однако за подъездной аллеей плохо следили, и она сильно заросла сорняками, пробивавшимися сквозь гравий. За поворотом перед нами предстал дом. Он нисколько не изменился, но его очень не мешало бы покрасить.

И как всегда, когда я приезжал сюда прежде, над одной из клумб в саду виднелась склоненная женская фигура. Сердце мое забилось сильнее. Потом женщина выпрямилась и направилась ко мне, и я засмеялся над собой. Трудно было вообразить кого-нибудь менее похожего на крепкую Ивлин Говард.

Передо мной стояла хрупкая пожилая леди с седыми буклями и розовыми щеками. Взгляд холодных голубых глаз не вязался с радушием, высказанным, на мой взгляд, слишком нарочито.

– Вы капитан Гастингс, не так ли? – осведомилась она. – А у меня все руки в грязи, и я даже не могу поздороваться. Мы счастливы видеть вас здесь – столько слышали о вас! Мне следует представиться. Я миссис Латтрелл. Мы с мужем – видно, в помрачении рассудка – купили этот дом и пытаемся извлечь из него выгоду. Вот уж не думала, что придет день, когда я стану хозяйкой гостиницы! Но должна вас предупредить, капитан Гастингс, я очень деловая женщина – беру дополнительную плату за все, что можно.

Мы оба засмеялись, словно это была превосходная шутка. Однако мне пришло в голову, что, по всей вероятности, слова миссис Латтрелл следует понимать в буквальном смысле. За милым добродушием пожилой леди угадывалась твердость кремня. Хотя миссис Латтрелл при случае демонстрировала легкий ирландский акцент, в ее жилах не текла ирландская кровь. Это было чистое жеманство.

Я осведомился о своем друге.

– Ах, бедный маленький мосье Пуаро! Как он ждал вашего приезда! Это тронуло бы даже каменное сердце. Мне его ужасно жаль – он так сильно страдает.

Мы шли к дому. Миссис Латтрелл на ходу стягивала садовые перчатки.

– И вашу хорошенькую дочь тоже, – продолжала она. – Она прелестная девушка, мы все ею восхищаемся, но, мне кажется, я, знаете ли, старомодна, это просто грех, когда такая девушка, как она, вместо того чтобы бывать на вечеринках и танцах с молодыми людьми, весь день режет кроликов и корпит над микроскопом. Пусть этим занимаются дурнушки, говорю я.

– Джудит сейчас где-то поблизости? – спросил я.

Миссис Латтрелл «скорчила рожу», как выражаются дети.

– Ах, бедная девочка! Она сидит взаперти в мастерской в конце сада. Доктор Франклин снимает ее у меня и оборудовал там свою лабораторию. Все заставил клетками с морскими свинками, мышами и кроликами. Бедняжки! Не уверена, что я в восторге от всей этой науки, капитан Гастингс. А, вот и мой муж.

Полковник Латтрелл как раз показался из-за угла дома. Это был высокий худой старик с изнуренным мертвенно-бледным лицом и кроткими синими глазами. У полковника была привычка в нерешительности подергивать себя за седые усики. Во всем его облике сквозили неуверенность и нервозность.

– Ах, Джордж, капитан Гастингс приехал.

Полковник Латтрелл обменялся со мной рукопожатием.

– Вы прибыли на поезде пять... э... сорок, да?

– А каким же еще он мог приехать? – вмешалась миссис Латтрелл. – И какое это вообще имеет значение? Отведи его наверх и покажи ему комнату, Джордж. И потом, возможно, он захочет пройти прямо к мосье Пуаро – или вы сначала выпьете чаю?

Я заверил ее, что не хочу чаю и предпочел бы пойти поздороваться со своим другом.

Полковник Латтрелл обратился ко мне:

– Хорошо. Пойдемте. Полагаю... э... ваши вещи уже отнесли наверх? Да, Дейзи?

– Это твое дело, Джордж, – не преминула уязвить мужа миссис Латтрелл. – Я работала в саду. Я не могу заниматься всем сразу.

– Нет, нет, ну конечно нет... Я... я позабочусь об этом, моя дорогая.

Я последовал за полковником по ступенькам парадного входа. В дверях мы столкнулись с седовласым худощавым человеком, он, прихрамывая, торопливо спустился с крыльца, сжимая в руках полевой бинокль. На его лице было написано детское нетерпение.

– Т-там, на платане, – слегка заикаясь, проговорил он, – свила гнездо п-пара черноголовок.

Когда мы вошли в холл, Латтрелл пояснил:

– Это Нортон. Славный парень. Помешан на птицах.

В холле у стола стоял высокий, крепкого сложения человек. Очевидно, он только что закончил телефонный разговор. Взглянув в нашу сторону, он произнес:

– Мне бы хотелось повесить, расстрелять и четвертовать всех подрядчиков и строителей. Никогда ничего не сделают как надо, черт бы их побрал.