– Этот документ, как видите, – сказал Пуаро, – всего лишь краткий перечень тех показаний, которые мы выслушали. Я их изложил по порядку для вящего удобства.
Мосье Бук, пожав плечами, вернул листок Пуаро.
– Ваш список нисколько не проясняет дела, – сказал он.
– Может, этот придется вам больше по вкусу? – Пуаро, чуть заметно улыбнувшись, вручил ему другой список.
Глава 2
ДЕСЯТЬ ВОПРОСОВ
На листке было написано:
«Необходимо выяснить следующее:
1. Платок с меткой «Х». Кому он принадлежит?
2. Ершик для чистки трубки. Кто обронил его? Полковник или кто-то другой?
3. Кто был одет в красное кимоно?
4. Кто переодевался в форму проводника?
5. Почему стрелки часов указывают 1:15?
6. Было ли убийство совершено в это время?
7. Раньше?
8. Позже?
9. Можем ли мы быть уверены, что в убийстве Рэтчетта участвовал не один человек?
10. Как же иначе можно объяснить характер ран?»
– Давайте посмотрим, что тут можно сделать, – сказал мосье Бук, которого явно подбодрил этот вызов его умственным способностям. – Начнем хотя бы с платка. И давайте будем придерживаться самой строгой системы.
– Безусловно, – закивал довольный Пуаро.
Между тем мосье Бук назидательно продолжал:
– Платок с меткой «Х» может принадлежать трем женщинам: миссис Хаббард, мисс Дебенхэм – ее второе имя Хермиона – и горничной Хильдегарде Шмидт.
– Так. А кому из этих трех вероятнее всего?
– Трудно сказать. По
– Что касается меня, я голосую за американку, – сказал доктор. – Платок стоит целое состояние, а все знают, что американцы швыряются деньгами.
– Значит, вы оба исключаете горничную? – спросил Пуаро.
– Да. Она сама сказала, что такой платок может принадлежать только очень богатой женщине.
– Перейдем ко второму вопросу – ершику для трубки. Кто его обронил: полковник Арбетнот или кто-нибудь другой?
– На это ответить труднее. Вряд ли англичанин прибегнет к кинжалу. Тут вы правы. Я склонен думать, что ершик уронил кто-то другой для того, чтобы набросить тень на долговязого англичанина.
– Как вы уже отметили, мосье Пуаро, – вставил доктор Константин, – две улики на одно преступление – в такую рассеянность как-то не верится. Я согласен с мосье Буком. Платок, так как никто не признает его своим, по всей вероятности, оставлен просто по недосмотру. Ершик же – явная фальшивка. В подтверждение этой теории я хочу обратить ваше внимание на то, что полковник Арбетнот, не выказав никакого смущения, признал, что курит трубку и употребляет ершики такого типа.
– Логично, – сказал Пуаро.
– Вопрос номер три: кто был одет в красное кимоно? – продолжал мосье Бук. – Должен признаться, что по этому вопросу у меня нет никаких соображений. А у вас, доктор Константин?
– Никаких.
– Значит, тут нам обоим придется признать свое поражение. А вот относительно следующего вопроса можно хотя бы порассуждать. Кто этот человек (мужчина или женщина), который переодевался в форму проводника спальных вагонов? Тут мы, во всяком случае, можем исключить целый ряд людей, на которых она бы попросту не налезла: на Хардмана, полковника Арбетнота, Фоскарелли, графа Андрени и на Гектора МакКвина – из-за большого роста; на миссис Хаббард, Хильдегарду Шмидт и Грету Олссон – из-за полноты. Итак, остаются: лакей, мисс Дебенхэм, княгиня Драгомирова и графиня Андрени. Однако никто из них не вызывает подозрений. Грета Олссон – в одном случае и Антонио Фоскарелли – в другом клянутся, что ни мисс Дебенхэм, ни лакей не выходили из купе. Хильдегарда Шмидт утверждает, что княгиня находилась у себя, а граф Андрени уверяет, что его жена приняла снотворное. И выходит, что никто не надевал форму, а это и вовсе нелепо.
– Наверняка это был кто-то из последней четверки, – сказал доктор Константин. – Иначе придется признать, что посторонний прокрался в поезд и спрятался в укромном месте, а мы уже пришли к выводу, что это исключено.
Мосье Бук перешел к следующему вопросу:
– Номер пять: почему стрелки разбитых часов показывают час пятнадцать? У меня есть два объяснения. Или их перевел убийца, чтобы обеспечить себе алиби: он собирался тут же уйти из купе, но ему помешал шум в коридоре, – или... Подождите... подождите... Я вот-вот разрешусь идеей.
Пуаро и доктор почтительно ожидали, пока у мосье Бука в муках рождалась мысль.