Эркюль Пуаро

– А как насчет России, Гастингс? Это будет новая Россия, только в необозримо бóльших масштабах... К тому же у нас возникает дополнительная угроза: в своих экспериментах мадам Оливер зашла даже дальше, чем рассчитывала. Я уверен, что она довольно преуспела в освобождении энергии атома и может использовать ее в своих целях. Успешными были и ее опыты с атмосферным азотом, а еще она работала над передачей энергии без проводов – и в результате получен луч огромной разрушающей силы, который можно направить на любой желаемый объект. Вообще-то никому в точности не известно, что еще может эта леди, но можно не сомневаться: может она куда больше, чем предполагает ученый мир. Она гений, эта женщина – мадам Кюри ничто рядом с ней. Добавьте к ее гениальности практически неограниченные средства Эйба Райланда и мозги Ли Чанг Йена, величайшего из всех известных в истории преступного ума, создающего планы, – и пожалуйста, цивилизации конец!

Слова Пуаро заставили меня глубоко задуматься. Хотя мой друг любил использовать в своей речи преувеличения, он при этом вовсе не был паникером. И я впервые осознал, в какую отчаянную и безнадежную борьбу мы ввязались.

Харви вскоре вернулся, и мы поехали дальше.

В середине дня мы добрались до Больцано. Оттуда мы должны были ехать на машинах. Несколько больших синих автомобилей стояли на центральной площади города, и мы втроем сели в один из них. Пуаро, несмотря на дневную жару, поднял воротник пальто и закутался в шарф. Только и видно было, что глаза да кончики ушей.

Я не знал, было ли это попыткой маскировки, или же просто Пуаро боялся схватить простуду. Мы ехали около двух часов. Это было воистину прекрасное путешествие. Первую половину пути мы мчались вверх и вниз по горному серпантину с искрящимися водопадами по одну сторону дороги. Потом мы выбрались в плодородную долину, протянувшуюся на несколько миль, а затем, поднимаясь, стремясь теперь уже только вверх и вверх, дорога завела нас в густые сосновые леса, и мы уже видели над собой заснеженные каменистые вершины. В целом местность была дикой и чарующей. Потом последовало несколько крутых поворотов дороги, по-прежнему шедшей среди сосен, и внезапно перед нами возник большой отель – конечный пункт нашей поездки.

Для нас был заказан номер, и Харви проводил меня и Пуаро прямиком туда. Окна наших комнат выходили на каменистые вершины поодаль и ведущие к ним длинные склоны, поросшие соснами.

Пуаро всмотрелся в ближайший склон.

– Так это здесь? – негромко спросил он.

– Да, – ответил Харви. – Это место называют лабиринтом Фельсена – видите, там самым беспорядочным образом нагромождены валуны и между ними вьется тропинка? Справа от них – карьер. Но мы думаем, что вход в подземное убежище – в лабиринте Фельсена.

Пуаро кивнул.

– Идемте, mon ami, – обратился он ко мне. – Спустимся вниз и посидим на террасе, полюбуемся на солнце.

– Вы думаете, это будет мудрым поступком? – спросил я.

Он лишь пожал плечами.

Солнце здесь было великолепным – вообще-то говоря, оно было для меня даже слишком ярким. Мы вместо чая выпили кофе со сливками, потом поднялись к себе и распаковали свой скудный багаж. Пуаро пребывал в особом настроении, впав в своего рода мечтательность. Раз-другой он покачал головой в ответ на собственные мысли и глубоко вздохнул.

Меня весьма заинтересовал некий мужчина, вышедший вместе с нами из поезда в Больцано; его ожидал частный автомобиль с шофером. Он был маленького роста, и мое внимание привлекло то, что он был почти так же закутан, как Пуаро. И более того, вдобавок к пальто и шарфу он нацепил огромные синие очки. Я был убежден, что это – представитель Большой Четверки. Но Пуаро, похоже, не проникся моей идеей; однако позже, когда я выглянул из окна своей спальни и увидел этого же самого человека гуляющим вокруг отеля, Пуаро признал, что, возможно, в моем предположении что-то есть.

Я настаивал, чтобы мой друг не спускался к ужину, однако он решил по-своему. Мы вошли в ресторанный зал довольно поздно, и нас проводили к столику возле окна. Как только мы сели, наше внимание привлек чей-то вскрик и грохот бьющегося фарфора. Большое блюдо зеленой фасоли опрокинулось на человека, сидевшего за столиком по соседству с нами.

Прибежал старший официант и рассыпался в извинениях.

Вскоре, когда нам подавали суп, Пуаро заговорил с официантом:

– Какое неприятное происшествие, в самом деле. Но вашей вины тут нет.

– Мосье все видел? Да, я тут ни при чем. Тот джентльмен вдруг как подпрыгнет на стуле – я даже подумал, что у него что-то вроде приступа. Я ничего не мог поделать!

Я увидел, как глаза Пуаро засияли так хорошо знакомым мне зеленым светом; когда официант удалился, мой друг сказал негромко:

– Вы видите, Гастингс, эффект появления Пуаро – живого и невредимого!

– Вы полагаете...

Я не успел продолжить, потому что ощутил на колене руку Пуаро, и он взволнованно прошептал:

– Смотрите, Гастингс, смотрите! Что он делает с хлебом! Номер Четвертый!