Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

Голос леди Этелинды Плейфорд свидетельствовал о ее кипучей энергии, как всегда. Ей было уже за семьдесят, но звуки, которые она выдавала своими голосовыми связками, чистотой и мощью могли соперничать с иным колоколом. Гатеркол никогда не видел ее иначе как возбужденной – даже то, что у обычного человека могло вызвать испуг, ее неизменно приводило в состояние, близкое к восторгу. При этом леди Плейфорд обладала талантом извлекать максимум удовольствия из всего противоречивого, спорного и нелогичного.

Ее истории о жизнерадостных ребятишках, которые шутя решали детективные загадки, неизменно заводившие в тупик местную полицию, Гатеркол обожал с тех пор, как впервые прочел одну из них в лондонском приюте, где оказался в десять лет, оставшись круглым сиротой. А шесть лет назад он познакомился с их создательницей, и та показалась ему столь же обезоруживающе-непредсказуемой, как ее книги. Он никогда не надеялся далеко пойти в своей профессии, но – спасибо Этелинде Плейфорд – сейчас ему тридцать шесть, а он уже партнер в преуспевающей юридической фирме «Гатеркол и Рольф». Правда, видеть собственную фамилию в названии прибыльного предприятия ему до сих пор странно, хотя прошло уже немало лет.

Преданность леди Этелинде Плейфорд превзошла все привязанности, какие он имел в жизни, и все же личное знакомство с любимой писательницей вынудило его признаться самому себе в том, что всевозможные потрясения и резкие повороты сюжета, столь привлекательные на безопасном удалении мира художественной прозы, не так уж хороши в действительности. Надо ли говорить, что леди Плейфорд придерживалась прямо противоположного мнения на этот счет.

Он начал открывать дверь.

– Сколько ты будешь там еще… А! Наконец-то! Ну, хватит уже торчать на одном месте. Садись. Чем раньше мы начнем, тем скорее кончим.

Гатеркол сел.

– Здравствуй, Майкл. – Она улыбнулась, глядя на него, и он – не в первый уже раз – испытал под ее взглядом такое ощущение, точно его подняли в воздух, покрутили и поставили на место. – Теперь твоя очередь говорить: «Здравствуй, Эти». Ну же, давай! Сколько лет мы с тобой знакомы, пора уже привыкнуть. Никаких «добрый день, ваша светлость» или «здравствуйте, леди Плейфорд». Просто, по-дружески: «Здравствуй, Эти». Неужели тебе все еще трудно? Ха! – Она хлопнула в ладоши. – Ну, у тебя и вид: прямо молодой лис, затравленный собаками! Голову, поди, ломаешь, для чего тебя пригласили сюда на целую неделю, да? А с тобой еще и мистера Рольфа в придачу…

Интересно, хватит ли тех мер, которые принял перед отъездом Гатеркол, чтобы прикрыть их с Рольфом отсутствие? Слыханное ли дело, чтобы оба компаньона всю рабочую неделю не показывались в офисе? Но леди Плейфорд была их самой известной клиенткой, и потому любое ее желание было для них закон.

– Догадываюсь, что ты задаешь себе и другой вопрос – будут ли в доме еще гости. Поговорим об этом потом, а пока поздоровайся со мною, Майкл.

Выбора у него не было. Приветствие, которого она требовала от него всякий раз, никогда не выходило у него естественно. Он был из тех, кто любит все делать по правилам, и если не существовало такого правила, которое запрещало бы человеку его происхождения говорить «Эти» вдовствующей виконтессе, супруге покойного пятого виконта Плейфорда из Клонакилти, то, по мнению самого Гатеркола, его стоило выдумать.

Особенно ему было обидно – и он нередко себе в этом признавался, – что леди Плейфорд, для которой он готов был на все, плевать хотела на любые правила и ядовито насмехалась над теми, кто им рабски следовал, называя их «жуткими сухарями и занудами».

– Здравствуй, Эти.

– Наконец-то! – И она раскинула руки так, словно намеревалась заключить его в жаркие объятия, хотя Гатеркол прекрасно знал, что ничего подобного она в виду не имеет. – Полдела сделано. Теперь можешь расслабиться. Только не сильно! Вторая половина еще важнее первой, но мы займемся ею не раньше чем обсудим мою текущую стопку.

«Стопкой» леди Плейфорд неизменно называла любую рукопись, над которой работала в настоящее время. Вот и теперь она послала обиженный взгляд своему новейшему изделию, нахохлившемуся на уголке ее письменного стола. На взгляд Гатеркола, оно походило не столько на роман в процессе написания, сколько на застывший ураган из бумаги: страницы с оборванными краями измяты, со всех сторон торчат «собачьи уши» загнутых углов… В общем, в «стопке», несмотря на ее название, не было даже намека на упорядоченность.

Леди Плейфорд встала из своего кресла у окна. Она никогда не бросала в него ни взгляда, Гатеркол заметил. Если рядом было человеческое существо, леди Плейфорд предпочитала изучать его, а не тратить время на созерцание природы. Хотя вид из ее окна открывался превосходный: розарий, а за ним большой, совершенно квадратный газон со статуей ангела точно в центре – подарок покойного виконта Гая Плейфорда жене на тридцатую годовщину свадьбы.