Ермак

— Сгодишься, шибко сгодишься, — радостно сказал Ермак: — Бился ты за Русь да волю против ляхов-панов, турок, татар, против насильников наших. Много их тут на большой дороге — Волге-матушке плывет, есть где твоему удальству сказаться… Будь ты, Никитушка, нашим братом! — атаман обнял Пана и повел в свой шатер.

Ранним утром в стан прибежал дозорщик и сообщил Ермаку:

— Батько, персюки плывут… На Русь товары везут…

— Вот и дело приспело — твоим хлопцам дело показать, — сказал Никите Ермак. — Поспешим, братец, на Волгу!

Вместе с Никитой Паном он вышел из шатра. Сторожевой казак на кургане переливисто свистел и махал усердно белым рядном. Над зелеными разливами леса неслось:

— Ватарба-а-а!..

Казаки уже садились в струги. Ермак вскочил на ертаульный, за ним перемахнул Никита Пан. Подхваченная течением, темная стая лодок, набитая людьми и потому еле видная над водой, понеслась к устью Усы.

Рассыпая прохладные брызги, дружно взлетали весла. Низко клонились леса к воде, по ней бежали лиловые тени. Березняк сменялся бором, сосны тихо качались под пасмурным небом. Скоро вдали показался просвет…

Волга-матушка!

В устье Усы, в густых зарослях тавольги, и притаились десятки стругов. Никита Пан взволнованно всматривался в волжский простор. По реке ходили беляки. Лохматые тучи низко неслись над вспененными волнами — над Волгой гулял шальной ветер. Он то сгонял тучи в серую лохматую отару, то разгонял их, и тогда из просветов на реку сыпалось солнечное золото. Никита очарованно глядел на игру красок: каждое мгновение менялся цвет неба и воды. Вправо вздымались отвесные утесы, а слева уходила зеленая пойма.

— Батька, ты первым меня допусти! — просил Ермака Никита. — Со всеми саблей переведался — с ляхами, турками, татарами, а с персюками на пробовал. Ух, до чего охота!

— Не горячись! — удерживал его Ермак. — Одно дело в поле рубиться, другое — на воде!

Из-за утеса, как острокрылая чайка, вылетело парусное суденышко, ярко освещенное солнечным лучом. Трепеща надутыми белыми парусами, оно неслось против волн.

— То стрелецкий струг, — пояснил Ермак. — Пройдет вперед, покажутся и бусы морские… Бурмакан-аркан, — крикнул он повольникам, — за весла!

Гребцы схватились за весла и замерли. Медленно тянулось время. Стрелецкий струг уходил все дальше и дальше. За ним разбегалась в стороны лиловая волна, блиставшая на всплесках серебром. Наконец, из-за гор выплыли и морские бусы.

— Браты налегай на весла! — загремел на всю Волгу голос Ермака. — Бурмакан-аркан, на слом!.. Поше-о-о-ол!..

Десятки казацких стругов вымахнули на приволье и пошли наперерез каравану. Паруса их забелели, как лебяжьи крылья. Глухой гомон прокатился по волнам. На бусах засуетились, закричали. На переднем к резному носу суденышка выбежал бородатый перс в пестром халате и, глядя на маячивший вдали охранный бус, завопил:

— Воры!.. Помога, сюда-а-а!..

Ветер да плеск волн заглушили его крики. К медной пушке подошел пушкарь, долго копошился и, наконец, она, рявкнув, извергла ядро.

На борту пристроились пищальники, но выстрелы их раздались вразброд и миновали струги.

Ермак встал во весь рост, махнул шапкой. И сейчас же закричал-завопил Иван Кольцо:

— Разбирай кистени… Топоры в руки, ружья на борт… Батько, взяли… Ух…

Никита Пан вымахнул из ножен саблю. Вот уже рядом — высокий росписной бус. На палубу высыпали стрельцы в голубых вылинявших кафтанах. Не у каждого из них ружье, больше бердыши на длинных ратовищах да мечи. Тут же, на борту, толпились перепуганные бурлаки в сермяжных зипунах, с дубинами, — наняли их персидские купцы на путину.

Сильный взмах веслами, и струг очутился рядом с бусом. Ермак загремел:

— Сарынь на кич-к-у-у!..

Бурлаки от окрика кинулись на корму и, не теряя времени, упали лицом на смолистые доски. Перс, управитель, накинулся на них с плетью. Выкатив огромные белки он стегал мужицкие горбы и кричал:

— В воду кидать буду. Кто брал хлеб и кто клялся честно служить…

Тощий мужик с хмурыми глазами поднял выцветшую на солнце лохматую голову и укоризненно вымолвил:

— Побойся Бога: служить клялись, а умирать на собирались. Слыш-ко, что кричат?

За бортом опять раздался грозный окрик: «Сырань на кичку!», и бурлак снова ткнулся носом в палубу, ворча:

— Умирай сам за купчину!..

Струг ударился в суденышко, и разом в борта вцепились десятки багров. Сотни здоровых глоток заорали:

— Шарил-а-а! Дери, царапай…

Никита Пан не медлил. Подпрыгнул, уцепился за борт и в один миг очутился на палубе. К нему бросился стрелец с бердышом, Никита ухватился за ратовище и вырвал его. Сивобородый стрелец упал на колени, простер руки:

— Батюшка, не губи!

— Ух, холопья душа, ложись, а то голову с плеч!