Ермак

И про возврат Ермаку тот же шейтаншик сказал, что воротится на Карачино езеро зимовать и доидет до пелымского княжца, а «чрез Камень, де, хотя и думаешь, не пойдешь, и дороги нет, а поворотишься и победишь Кучюма и царство возмешь». И о том идолское пророчество збылося, а о смерти его не сказал. И взял есак, ехал. И идоша до городка Табаринца Бия, и ту бой на малые часы, потому что Ермак не становился долго и ворочатся за ясаком — что мимоходом урвал, то и наша добыча. И ту убиша багатыря две сажени высоты, и хотеша жива свести с собою, но не далъся — ухватом человек десять загребет и давит, и того застрелиша на чюдо.

И доидоша до Пелымскаго княжца Патлика и с ним велий бой починиша за многолюдство и пустой шум, ибо толико отобралися одне мужики на бой, а жены их и дети свезены в разстояние на Конду реку в урочище неприступное, и едины бойцы осташася у рыбиных ловль. И тех Ермак с таварищи прибили до единаго. И по допросом пути нет за Камень в Русь. Возвратишася вниз по Тавде октября 4 день, обирающе хлеб в ясак, провадиша в зимовье Карачинское со многими припасы сушеными и привозшиков, отпустиша их восвояси. И тот збор — первой ясачной хлеб в Тоболску. И доныне хлеб и денги и куны те — в месте Ермакова прибору.

И приехали на Карачино ноября 8 день и всегда покушашеся напустить на Кучюма, и час воли Божии по урадом не дошел, вси беша во опасении, и тако в помыслех и в походах озимеша, беруще ясак, рыбу и мяса на пропитание, скрывающее в улусех.

90 (1582), марта 5 день, послаша Ермак вниз по Иртышу реке в Демьянские и в Назымские городки и волости пятидесятника Богдана Брязгу с пятьюдесятью человеки все Назымские волости пленить и привести к вере, и собрать ясак вдоволь розкладом поголовно. И приехав в первую Аремзянъскую волость, и городок крепкий взял боем, и многих лутчих мергеней повесил за ногу, и розстрелял, и ясак собрал за саблею, и положил на стол кровавую, и велел верно целовати за государя царя, чтоб им служить и ясак платить по вся годы, а не изменить. И взяли у них в Сибирь ясак, и запас хлеба, и рыбы, и отослали в город. И того страху вси иноземцы ужаснулися. И за страх грозы не смели не токмо руки поднять, ниже слова молвить во всей волости Надцынской. И добралися до Тургайскаго городища, и собранные ту учинили с ними бой, и того же часа побеждены суть, и с князьков их и с началных со всех ясак взят вскоре.

И доехали конми до усть Демьянки реки, до болшево их зборнаго княжца Демаяна. И город их велик и крепок, и в зборе 2000 татар и вогуличь и остяков. Приступали по три дни, не могли попасть в крепость горы, и хотяше возвратитися и думали: «Как взять, и се роспутица ходу и голод близ». И спрашивали у тех, кои приехали с ними в подводах и с есаком, како молятся. Един же в них, чювашенин, был у Кучюма рускаго полону, сказал: «Молятся де они рускому богу, и тот де руской бог литой золотой в чаше седит. И в ту де чашу наливши воды, пьют и зовут его Христом, а сказывают де, привезен от Владимерова крещения, и для того живут смело. Отпустите де меня к ним, и я де могу его унести, и что они думают, скажю вам все».

И в вечер дни пошел, и по утру рано в табары пришел, сказал: «Ворожат де и говорят: лутче де нам здатся живым, — и на том де у них и положено. А бога де их взять не мог, против де его вси сидят и молятся и стоят, а он де поставлен на стол и кругом горит жир, и курятся серою, аки в ковше».

Егда же начахом приступати ан на косогор, они же видя, мнози разбегошася с роды в домы своя, иных князей Романа Славнаго; и ту в городке шерстовали и есак взяли и весновали, а мольбища не сыскали.

И по поле воде доспели себе легкие струги, и поплыша вниз, с покорных беруще ясак. Роман же, князець их лутчей, бежал с жилья своего вверх по Ковде к Пелыми с родом своим лыжами и нартами. Егда же доплыша Рачева городища, и ту котелние шейтанъшики — збиратели со всех юрт на молбише к шейтану Рачю, и в зборе их многое, — вси утекоша в лес до единаго, в частой ельник, и жертву покинуша всю; и ждаша сутки и не дождався, ехали, собирающи ясак.

Прочие же скопишася между дву мысов горы Иртыша выше Цыньялы реки, злобящеся в уском месте, мняще, что Бог их, казаков, стругами не пропустит дале ехать вниз, ту остановит, да побьют всех. И умыслиша в ущине оружье себе коварно, крюки и укрюки, засеку и веревки, да удержат. Богдан же с товарищи, слыша скоп их зле, остановишася и молебъствоваша. И на всходе солнца пустишася напоплав и доплыша ту быстрины; остяцы же крюками своими и укрюками хотя хапати, они ж удариша вкруг из ружья на обе стороны, и повалишася, собою мятуще друг друга. И проплыша до Цыньялы и Нарымъскаго городка, а в городке точию жены их и дети и от страха омертвеша, плача, крыча и бегая. Тии же вымышленники в вечеру приходяще един по единому, оглядаяся и виде, яко не бьют жен их и детей, точию ласкают, во утрии собрашася с вси. Овии же разыдошася, оставшие же любезно данью и есаком поклонишася.