Впрочем, как бы ни смущала уверенность Хемингуэя в собственном обаянии, важно отметить то огромное преимущество, которое это чувство сообщало его писательской карьере. Один раз он признался своей третьей жене, Марте, что ему даже не приходило в голову, что он не станет великим писателем. И окружающие не могли представить, чтобы его постигла неудача. Они не могли его невзлюбить, даже если бы постарались. Следует помнить об этом, когда мы рассматриваем странности в его поведении, например, когда он выдумал матч с профессиональным боксером по пути во Францию, ударил Галантье и разбил его очки или оскорблял друзей, помогавших ему. Никому не было дела до того, что Хемингуэй поступал странно или грубо, как никто не замечал, что он писал плохие стихи. В глазах всего мира, или скорее, хэмингуэевского Хемингуэя – тогда это был Париж и американский Средний Запад – он просто не мог сделать ничего плохого.
Тем временем Эрнест и Хэдли исследовали деревеньки в окрестностях Парижа и энергично гуляли всякий раз, когда Эрнест выкраивал время от работы. Они задумывали весьма амбициозные экспедиции и считали пустяком пройти двенадцать или двадцать миль в день, в зависимости от рельефа местности. В мае они отправились в поход и планировали пройти почти сто миль, начиная с Шантильи. Они прошли сорок миль до Компьена, миновав Сенлис с готическим собором двенадцатого века и римскими стенами, и собирались дойти до Суассона и затем Реймса, где стоял собор тринадцатого века, в котором когда-то короновали французских королей. Но пошел дождь, который, казалось, никогда не закончится. Это, помимо заболевшего горла у Эрнеста, заставило их прервать поход в Компьене. Эрнест обратил внимание, что в лесах, по которым они шли, было полно дичи. Они с Хэдли два раза ели местную кабанятину в восхитительных пирожках с морковью, луком и грибами.
Эрнеста и Хэдли привлекал активный отдых; такие походы, а также любимые ими зимние виды спорта поддерживали у пары великолепную физическую форму. Им хотелось проводить больше времени в живописных горах Европы. В середине мая они организовали переход из Швейцарии в Италию через Альпы в компании друга, с которым Эрнест впервые познакомился в 1918 году – Эрика Дормен-Смита, которого все звали Чинк.
Эрнест и Чинк впервые встретились в миланском кафе, за неделю до перемирия [Компьенское перемирие 1918 года. –
Эрнест и Хэдли встретились с Чинком в Шанби, где остановились в том же пансионе, в котором Хемингуэи отдыхали предыдущей зимой. Здесь они составили план: сначала они отправят багаж в Милан и затем направят стопы в Западные Альпы через перевал Сен-Бернар. Компания взяла с собой рюкзаки, и Чинк нес самый тяжелый, поскольку вызвался нести громоздкие туалетные принадлежности Хэдли (Эрнест просил ее не брать их с собой). В первый день они преодолели крутой подъем расстоянием восемь миль и добрались до монастырского приюта, построенного святым Бернардом в шестнадцатом веке, где и остались переночевать. Потом Эрнест признался Гертруде Стайн, что последнюю милю преодолел только с помощью Хэдли и Чинка, делая глоток коньяка через каждые две сотни ярдов. Потом Чинк сказал, что Эрнест страдал от горной болезни – в прямом смысле слова настоящего заболевания, настигающего некоторых путешественников, если они слишком быстро поднимаются по крутому склону. Чинку пришлось нести оба рюкзака, и Хэдли, и Эрнеста. На следующий день Эрнест адаптировался к высоте, и они продолжили поход в Аосту, намереваясь пройти двадцать миль и добраться до Милана к завтрашнему дню, где Эрнест надеялся показать Хэдли места своей военной службы. Однако Хэдли отправилась в поход по снегу в крепких, но совершенно неподходящих полуботинках, и ее ноги покрылись волдырями. В конце концов им пришлось завершить поход. (Видимо, Хэдли каталась в горах несколько месяцев назад без приличных ботинок, может быть, из-за ненужной экономии. Странно, что Хемингуэй, который так заботился о том, чтобы все делать правильно, иметь надлежащую экипировку и соответствующий подход к делу – особенно в походе, – позволил Хэдли отправиться в дорогу в неподходящей обуви.)