Эрнесто Че Гевара

Разумеется, учитывая его болезнь, я не толкал его к более активному участию в политике, но и не предпринимал ничего такого, чтобы помешать ему участвовать в ней. Все, что он уже тогда делал, он делал сам, сам решал, как ему поступить в том или другом случае.

Я снова роюсь в своих записях и нахожу копию письма Че к Фернандо Барралю, написанного в 1959 году, вскоре после свержения Батисты. Читаю письмо дону Эрнесто:

"Дорогой Фернандо! Знаю, что у тебя были сомнения в отношении моей личности, я это или не я, хотя действительно я уже не тот, каким ты меня знал. Много воды утекло с тех пор под моими мостами, и от прежнего астматика и индивидуалиста осталась только астма. Мне сообщили, что ты женился, я тоже. Имею двух детей, однако продолжаю оставаться любителем приключений, хотя теперь мои приключения преследуют правильную цель. Приветствуй твою семью от реликта ушедшей эпохи и прими братское объятие от Че, ибо таково мое новое имя".

Итак, индивидуалист и любитель приключений - таким видел себя Че в юности?

- Пожалуй, это верно, - соглашается дон Эрнесто. Уже далеко за полночь. Ливень утих. Мы прощаемся с доном Эрнесто, человеком столь же искренним, прямодушный и обаятельным, каким был и его сын Че.

ВОСПИТАНИЕ ХАРАКТЕРА

В силу обстоятельств и, наверное, благодаря своему характеру я начал путешествовать по Американскому континенту и хорошо узнал его…

Эрнесто Че Гевара

Жена Альберто Гранадоса Хулия приносит нам чуть ли не десятую чашечку ароматного «тинто». Нам пред­стоит еще бодрствовать несколько часов. Альберто обе­щал рассказать мне о том, как зародилась его дружба с Че, и об их совместных путешествиях по странам Латин­ской Америки.

Альберто уже писал об этом в воспоминаниях о Че, опубликованных в кубинской печати. Но одно — про­честь, а другое — услышать все из уст самого Альберто Гранадоса.

Мало кто из школьных или университетских друзей Тэтэ мог похвастаться большой с ним близостью. Да и очень уж отличался он от своих сверстников. Че совер­шенно не обращал внимания на свою внешность: ходил в измятой куртке, огромных истоптанных башмаках, с растрепанными волосами. Между тем молодые аргентин­цы его круга были франтами, гордились начищенными до зеркального блеска ботинками, напомаженными до­нельзя волосами.

Эрнесто отличался от них и своим резким характером, едким, разящим юмором. Что же тогда влекло их к нему? По-видимому, его душевные качества — рыцарство, готовность всегда постоять за товарища, его романтизм, фантазия и, может быть, в первую очередь его мужество. Несмотря на свой тяжелый недуг, он был не только «как все», но и впереди других в играх, забавах и юношеских проделках. В то же время существовал какой-то неви­димый барьер, отделявший его от друзей, и отнюдь не каждому было дано перешагнуть его. Почему? Не пото­му ли, что за этим барьером скрывалась поэтическая ду­ша (вспомним сопутствующее всей его жизни увлечение поэзией), легко уязвимая и ранимая душа ребенка, стра­дающего неизлечимой болезнью. Исключением были только Чинчина, юношеская любовь Че, и Альберто Гранадос.

И оба эти исключения для Че были закономерны, ибо такие юноши, как он, позволяют переступить охраняю­щий их барьер или любимой девушке, часто не схожей с ними по характеру и по душевному складу, или другу, который во всем — противоположность и в то же вре­мя не посягает на их духовный мир, духовную незави­симость, не претендует на роль духовного ментора, по­кровителя или, как часто случается, тирана, требующего взамен дружбы слепого подчинения и безусловной преданности. Это именно тот случай, когда крайности схо­дятся.

Мы мало что знаем от самого Че о его отношении к Чинчине, но, если верить воспоминаниям ее сестры и другим свидетельствам, Че любил ее и собирался на ней жениться. Чинчина, дочь одного из богатейших помещи­ков Кордовы, принадлежала, как говорят в Аргентине, к высшей «коровьей аристократии». Она обладала всем тем, чего был лишен юный Тэтэ: завидным здоровьем, ослепительной красотой, изяществом и элегантностью аристократки, огромным состоянием. Ее руки и сердца добивались отпрыски «лучших» семейств Кордовы.

А Че являлся в дом Чинчины, на званые вечера, как обычно, лохматый, в потрепанной куртке и рваных баш­маках, эпатируя местных снобов не только своим внеш­ним видом, но и едкими репликами в их адрес и в адрес их политических кумиров.