Эрнесто Че Гевара

В то время в Гватемале у власти находился президент Хакобо Арбенс, проявивший необычайную для государственного деятеля Центральной Америки смелость: он отважился национализировать часть земель «зеленого чудовища», или «Мамиты Юнай», как зовут латиноамериканцы «Юнайтед фрут компани». Предшественником Арбенса на посту президента был демократически настроенный профессор философии Хуан-Хосе Аревало. Одно время он жил в эмиграции в Аргентине и имел там много друзей. От некоторых из них и получил Рохо рекомендательные письма, которые, он надеялся, позволят ему неплохо устроиться в Гватемале. Рохо уговаривал Че вместе пробираться в эту страну.[12]

Че согласился на роль попутчика Рохо, но только до Колумбии. Разочарованный в боливийской революции, он весьма критически воспринимал восторги Рохо по поводу гватемальского правительства. Он все еще намеревался ехать в Каракас, где в местном лепрозории его с нетерпением ожидал Миаль.

Рохо полетел в Лиму, а Гевара вместе с аргентинским студентом Карлосом Феррером на автобусе объехал самое высокое в мире озеро Титикака, по которому проходит граница между Боливией и Перу, и прибыл в знакомое ему уже по предыдущему путешествию Куско. Здесь пограничники их задержали, приняв за опасных агитаторов, но затем выпустили, отобрав книги и брошюры о боливийской революции. Вскоре путешественники достигли Лимы, где встретились с Рохо.

Положение в Перу было не из приятных. Страной правил тиран Одриа, слуга Вашингтона, тюрьмы были забиты политическими заключенными. Долго задерживаться в Лиме было опасно. Раздобыв денег, Рохо, Феррер и Гевара сели в автобус и направились по тихоокеанскому побережью к Эквадору, границу с которым пересекли 26 сентября 1953 года.

В Гуаякиле они обратились в колумбийское консульство за визой. Консул не возражал, но потребовал от путешественников представить ему авиабилеты до Боготы. В Колумбии только что произошел очередной переворот: тирана Лауреано Гомеса сверг генерал Рохас Пинилья. Консул посчитал, что иностранцам небезопасно путешествовать по стране столь демократическим видом транспорта, как автобус.

Путешественники рады были бы представить консулу авиабилеты, да их скудные ресурсы не позволяли им этого сделать. Нужно было искать какой-то иной выход.

У аргентинцев было рекомендательное письмо от Сальвадора Альенде, лидера Социалистической партии Чили, к местному социалистическому деятелю, довольно известному в Гуаякиле адвокату. Тот достал им бесплатные билеты на пароход «Юнайтед фрут компани», отплывавший из Гуаякиля в Панаму. «Зеленое чудовище» было готово время от времени благодетельствовать нищих студентов, чтобы доказать свое «доброе» сердце…

Рохо продолжал уговаривать Гевару ехать вместе в Гватемалу. Под влиянием этих уговоров, а может быть, и под впечатлением газетных сообщений о предстоящей интервенции США против Арбенса| Че соглашается сменить, по крайней мере временно, Венесуэлу на Гватемалу и уведомляет об этом Миаля запиской в одну строку, содержание которой известно читателю.

В Панаме группа разделилась: Рохо продолжал свой путь в Гватемалу, а Гевара и Феррер задержались — у них кончились деньги. Чтобы добраться хотя бы до соседней Коста-Рики, Гевара продал все свои книги, а затем опубликовал в одном из местных журналов несколько репортажей о Мачу-Пикчу и других перуанских древностях. И все же денег было маловато. В столицу Коста-Рики — Сан-Хосе отправились попутным транспортом. По дороге грузовик, на котором ехал Гевара, попал в зону тропических ливней и перевернулся. Эрнесто сильно ушиб ноги и левую руку, которой он потом долгое время с трудом владел.

В начале декабря Эрнесто и его аргентинский приятель уже бродили по улицам Сан-Хосе, столицы самой маленькой по населению (тогда около 1 миллиона человек) латиноамериканской республики, которая, однако, по накалу политических страстей нисколько не уступала остальным.

В то время в Сан-Хосе стекались политические изгнанники из стран Центральной Америки и Карибского бассейна. Здесь плелись нити заговоров, переворотов и революций, готовились освободительные экспедиции, дебатировались политические планы, программы, манифесты. Но дальше словесных баталий за бутылкой виски в местных барах и кафе дело не продвигалось.