Эрнст Генри

Художники единодушно исходили из посылки, что старое искусство насквозь прогнило и революционному народу может только повредить. Это был постулат, из которого исходили – с некоторыми оговорками – очень многие деятели того времени. Каждый считал, что он обладает если не всей истиной, то большей ее частью. Шли мучительные поиски, и никто из деятелей искусств не владел всей истиной и владеть не мог, хотя и пытался порою убеждать и себя, и других, что владеет.

Эль Лисицкий писал в статье «Искусство и пангеометрия»: «В период с 1918 по 1921 год выброшено много старого хлама». Его плакат «Клином красным бей белых» – хрестоматийное произведение той эпохи. Геометрия обрела символический характер. В искусство привнесены высокая патетика революционных битв, огневые лозунги борьбы, пламя революционной страсти. Мечта – поразить человечество своими достижениями, превратить Москву в столицу мирового искусства.

Своим долгом участвовать в создании «Еврейского общества поощрения художеств» считал еще один выдающийся мастер – Натан Альтман. Он много рисовал на библейские темы.

Натан Альтман родился в 1889 году в Виннице, в бедной еврейской семье. Когда ему было четыре года, отец умер от скоротечной чахотки. Натан поступил в Одесское художественное училище. С современным искусством он познакомился в Париже. И сразу же оказался в кругу самых заметных живописцев. Критики отмечают его феноменальную природную чуткость, редко встречающийся врожденный профессионализм, безукоризненную артистичность и элегантность. Натан Альтман восторженно принял советскую власть. Рисовал Ленина: его даже одно время считали «придворным художником».

Альтман оформлял спектакли Государственного еврейского театра. Критики высоко оценили его работу в театре-студии «Габима», где ставил спектакли Евгений Вахтангов. Соединение новой живописи с новым сценическим искусством завораживало. Весной 1928 года вместе с Еврейским театром Натан Альтман отправился на гастроли в Европу, где остался на несколько лет. Он писал пейзажи и натюрморты, в которых ощутимо влияние импрессионизма. А в 1935 году вернулся в Советский Союз. И… ушел в менее заметные жанры – занялся книжной графикой. Ситуация изменилась. Теперь уже его эстетические пристрастия и творческая манера вызывали сомнения и подозрения у идеологического начальства.

Марк Шагал быстро осознал, что такое советская власть, и в 1922 году вместе с семьей перебрался в Литву, оттуда в Германию и, наконец, в Париж, где остался и получил французское гражданство. В 1940 году немецкие войска, разгромив французскую армию, оккупировали страну. Началась охота на евреев. Французская полиция и коллаборационисты всячески помогали оккупантам. Марку Шагалу повезло: в 1941 году его пригласил Музей современного искусства в Нью-Йорке. Это спасло ему жизнь. Но Шагал остался верен Парижу, куда и вернулся после войны, в 1947 году. Со временем он сменил жанр – увлекся мозаикой, витражами, скульптурой, керамикой. Его попросили поработать над зданием кнессета в Иерусалиме. Работа имела невероятный успех. И его стали просить оформить синагоги и христианские храмы в разных странах…

«Это была эпоха революции, – вспоминал Наум Габо, – и настоящая революция, во время которой мы до сих пор живем, была начата художниками и учеными… Толпы шумели и негодовали, но коллективное сознание уже было потрясено. Даже не желая того, не осознавая, люди воспринимали сделанное художниками и учеными». Для Наума Габо история его народа имела особое, мистическое значение. Он часто говорил о том, что его предки когда-то попали египтянам в рабство и лепили скульптуры фараонов. Зов предков через тысячелетия заставил Наума Габо стать скульптором. Он вернулся в Россию в 1917-м после Февральской революции. А в 1922 году, как и Марк Шагал, не выдержал и тоже уехал. График и блестящий портретист, он прославился своими театральными декорациями. Особенно теми, что украсили постановки Сергея Дягилева, создавшего в Европе русскую балетную труппу и совершившего революцию в балете.