С каждым толчком, с каждым вдохом Юлия становится все более разгоряченной от собственной страсти и похоти. Лицо на демонической татуировке извивается от невыносимой муки, искривляется и шипит испаряющимися чернилами и пениться, словно кипит кола разлитая на разгоряченный солнечным светом асфальт. Она начинает ласкать свои же собственные груди, одна ее грудь совершенно свободна, вторую сжимает ладонь Казумы, но женщине удается коснуться стоячего от возбуждения соска и небольшого золотого колечка закрепленного на его вершине и потянуть за него, застонав от нестерпимого удовольствия.
Невероятная смесь из боли и удовольствия начали расходиться от сосков по всему телу, как круги по воде, отдаваясь эхом прямо в само сознание, словно усиливая эффект сексуального возбуждения.
«Это… это плохо, если мы так продолжим, мои соски вытянуться и уже не будут прежними!» — совершенно напрасно беспокоилась она, но хотя женщина и была обеспокоена подобными мыслями, она все равно не перестала тянуть свои груди, получая взамен приятные импульсы удовольствия.
— Аууумм… мне так… мне так хорошо… — простонала она, терзая собственную грудь и клитор, пока горячий член вонзался в нее, уходя на всю длину в ее жадное до секса влагалище.
Ее соски определенно были самой нежной и слабой точкой в теле, ведь казалось именно начиная с них, а не влагалища пришло странное и давно казалось позабытое чувство оргазма, она замерла на миг, словно мир остановился, а после долго и протяжно застонала, сжавшись всем телом, впрочем, Казума не стал останавливаться, даже когда его партнерша достигла высшей точки удовольствия, не желая забывать и о своей желанной разрядке, продолжая вонзаться в нее. Их тела дрожали от ожидания и легкой нервозности.
— Кончаю… я… я сейчас… я кончаю! — выпалила она и без сил повалилась на стиральную машину, обнимая и сжимая в руках ее холодный корпус. Демоническая татуировка, зашипев в последний раз, стала бледнеть, терять насыщенный черный цвет, став бледной серой тенью, а после и вовсе исчезла…
— Эй, какого хрена вы тут делаете …? — завопила Лина, она вошла в ванную в одних трусиках, с полотенцем перекинутым через плечо и явно собиралась принять душ и была очень возмущена увиденным зрелищем, невольным свидетелем которого стала, но закончила свою фразу она в типичной и присущей этой истории неожиданно-ожидаемой манере — … без меня?
— В этом доме хоть кто-то умеет закрывать двери? — с яростью завопил Казума, схватился за голову, словно испытывал острый приступ мигрени — выскочил из ванной сверкая голой задницей, и волоча спущенные и держащиеся только на одной ноге трусы.
— Эй, ты… ты куда?
— Мне еще на уроки, не хочу с утра вымотаться, а вам похоже уже на все плевать? — крикнул он, закрывая дверь в свою комнату и на всякий случай, запирая замок.
Он инстинктивно понял, что если каждый его день будет начинаться и заканчиваться оргией, то через пару дней сляжет с хронической усталостью. Многие мужчины грезят о собственном гареме, но вот не все понимают, что их после этого будет ждать, а Казума понял, при всей его юношеской наивности он понял. Понял и ужаснулся…
— Ванная пока моя, дай мне минут десять — сказала Юлия, пытаясь отыскать взглядом белье, упавшее куда-то на пол — я потом сделаю вам завтрак, а сейчас… мне нужно немного постоять под струями воды… просто дай мне пару минут покоя и тишины… мне надо кое-что обдумать…
Ее плечам стало намного свободнее, будто тяжелый груз, что она последние годы несла на себе свалился с плеч, она вздохнула полной грудью, стараясь не замечать капли семени, что струились по ее ногам и капали на кафельный пол ванной. Одержимость исчезла, но свято место — пусто не бывает, место одержимости заняла любовь.
— Что, но… разве ты не ненавидела его?
— Я? Ну… это звучит слишком уж, я конечно немного его недо… недолюбливаю, но чтобы прямо ненависть… если честно, мне он нравится даже… немного…
— Саори, а ты не слишком ли романтичные вещи говоришь?
— И что именно романтичного я сказала?
— Из уст столь холодной девушки это звучит как признание в любви — говорившая прыснула от смеха, а Саори обидчиво надула губы.
— Ты все время ему грубишь и когда вы пересекаетесь взглядом во время еды, все время на него жутко зыркаешь.
— Погоди, так ты что? Эта… цундура?
— Глупая сестренка, ты прекрасно знаешь, как правильно называется эта твоя аниме фигня.
— Ну, точно, вылитая цундура!
— Как я могу спокойно на него смотреть, когда вы две озабоченные самки все время устраиваете в доме разврат? Когда я постоянно на… натыкаюсь на сцены, будто из порно-фанфиков, меня аж воротит!
— Может ты хочешь быть на нашем месте? Ты такая холодная и грубая, но под этой броней страстная девушка желающая лишь любви?
— Или пиши свои дурацкие книжки! Твои фантазии уместны только там!
— Цун-цун!