Эромахия. Демоны Игмора

Получасом позже Ридрих, сидя в тени под колонной, лениво перебирал струны. На него никто не смотрел. Внимание пирующих было приковано к девушке. А Ласса кружилась, приплясывала; странным образом ее движения, не совпадающие с немудреным перебором струн, образовывали со звуками некое единство… Два ритма — звуки и движения — то сливались, то распадались, из их диалога возникала иная, новая сущность. За окнами уже окончательно стемнело, слуги внесли новые свечи, зажгли факелы на стенах и пилястрах. Многочисленные тени плясуньи метались по стенам и колоннам, создавая причудливую иллюзию — как будто сама ночь, выглядывая из темных закоулков, подкрадывается к столу, изгибается в поклонах, ластится к ногам… но замышляет недоброе. Ночь кралась следом за танцующей девушкой, оборачивалась тенью, пряталась от свечей у широкой юбки…

Епископ осоловелыми глазами следил за пляской теней. Он уже не старался держаться бодро и, подпирая голову вялой ладонью, бессвязно бормотал, что если бы не обстоятельства… то он бы… однако сан обязывает! Да, сан… Конечно, барону, лицу светскому, куда проще. Собственный замок, права и честь! Вот он, епископ, тоже бы… Кстати, готовят барону совсем недурно, совсем… И вот эта танцовщица — это свежо, да, свежо… Нечасто в нынешние скудные времена встретишь… да, да…

Потная ладонь выскользнула из-под щеки, священник уронил голову, потом с видимым усилием выпрямился, из уголка мятого рта тянулась серебристая ниточка слюны. Барон с улыбкой покосился на гостя. Сам он сидел прямо и любовался вовсе не игрой теней. Его не интересовало вино, ел он мало, почти не чувствуя вкуса, но маленькая плясунья может сделать вечер достаточно занятным. Девушка, в очередной раз обойдя зал, остановилась перед столом, она кружилась, кружилась… От вращения веером поднялась юбка и волосы образовали черный нимб вокруг лица с застывшей белозубой улыбкой.

— Хватит! — бросил Отфрид.

Лютня смолкла. Девушка замерла, опустившись перед хозяином замка, сжавшись, — но и в этой смиренной позе танец продолжался, Ласса играла плечами, так что низкий вырез грязного жилета непрерывно шевелился, то и дело становилась видна впадина между маленьких грудей, там отсвечивал тусклым металлом массивный амулет.

Епископ с шумом втянул слюну и пробормотал:

— А ничего, ничего… Сколько ей лет, как по-вашему? Пятнадцать? Шестнадцать? Вполне, знаете ли, ничего…

— Не важно сколько, — холодно произнес барон, со стуком опуская на скатерть кубок с недопитым вином, — но семнадцать ей не будет никогда. Они не живут долго, это проклятие моего рода, должно быть… У меня не будет наследников, увы.

Отфрид поднялся из-за стола.

— Идем со мной, дитя!

Ласса встала гибким движением — это продолжался ее бесконечный танец, она всегда танцует. Локоны взлетели, приоткрывая нижнюю часть лица, девушка улыбалась. Барон понимающе кивнул — ну разумеется, она не девственница. Уличная плясунья, странствует с мужчиной. Впрочем, это тоже может оказаться занятным.

Епископ бросил в спину Игмору:

— Э… друг мой… м-м… сын мой, вы ведь не станете возражать, если я потом исповедаю это дитя?

Барон не ответил, он шел прочь, увлекая за собой Лассу. Если она окажется слабенькой, вопрос об исповеди может приобрести несколько иной смысл.

Отфрид с девушкой поднялись на второй этаж. Там все было новым — дорогие белые свечи ярко горели в начищенных подсвечниках, пестрые гобелены украшали свежеокрашенные стены. Новенькие двери. Все перестроено, нынешний Игмор переделал покои на свой лад, только тени остались прежними — когда хозяин замка привел гостью в пустынную галерею и пламя свечей задрожало вдоль стен, темные любопытные змейки возникли в закутках и углах, потянулись к ногам пришельцев, заструились танцующими призраками по стенам…

Вот опочивальня. Отфрид остановился, толкнул дверь — Ласса вошла и с любопытством огляделась. Перед ней была широкая кровать. Над кроватью — старинная мозаика, изображающая игры языческих богов.

* * *

После того как барон покинул зал, прошло около двадцати минут. Солдат постарше поднялся, подавая пример юнцам, стоя допил вино и направился к дверям. Тут же встал еще один ветеран, за ним — другой, третий… Проскрежетала отодвинутая лавка, вассалы Игмора поднимались и покидали зал. Глядя на них, и клирики зашевелились. Вот у нижнего края стола вскочил молодой монашек, покосился на соседей, его примеру последовал другой… К гостям подошел слуга с подсвечником и предложил проводить в отведенные им покои — в другое здание. По заведенному в Игморе обычаю в паласе приезжие не ночуют.

Отяжелевшего епископа двое монахов бережно взяли под руки, подняли и повели к выходу. Вскоре в зале осталась только прислуга.

Ридрих будто заснул в своем углу. Сервы Игмора начали убирать со стола, подхватывая на ходу объедки и допивая вино из кубков. Один из слуг, обгладывая баранью ногу, подошел к музыканту и легонько пнул:

— Эй, бродяга, пошел прочь! Проваливай, говорю! Ночевать в замке таким, как ты, не положено. Завтра в час пополудни приходи, заберешь свою маленькую шлюху.