Эромемуары

Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,
Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда, виясь в моих объятиях змией,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий!

О, как милее ты, смиренная моя!

О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда, склоняяся на долгие моленья,
Ты предаешься мне, нежна без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом все боле, боле —
И делишь, наконец, мой пламень поневоле!

Осмелюсь заявить, что я в своих мемуарах следую стезею величайшего гения мировой поэзии – с той лишь несущественной разницей, что, по гедонистической слабости своей, дорожу всяким проявлением Эроса – и любовию вакханки, и разогревшейся под самый конец перепиха страстью смиренницы, притворявшейся бревном. Ибо вакханка любит иначе, и ощущения иные, и оргазм другой, и, думаю, даже химический состав спермы весьма различается, в зависимости от того, каким образом протекал процесс доведения оной до кипяще-брызжущего состояния, причем отличается не только физически, но и, что называется, ментально…

Так что поверьте мне на слово, господа: уж кто-кто, но Александр Сергеевич знал толк в ядреном сексе. Недаром в 30-х гг. его века петербургским градоначальником было спущено по инстанциям негласное предписание: не допускать поэта в столичные бордели, «дабы девок не портил»!.. Ощутите разницу! Это вам не молодой Толстой на петербургском постое у Некрасова, со своим тривиальным кругом неформального общения, ограниченным традиционным набором сомнительных удовольствий: вино – карты – цыгане – девки. Это куда круче!.. Увы, Пушкин не дожил до окончательной кристаллизации темы секса в его писательском сознании…

Именно по причине вопиющего зияния в нашей классической литературе эротического элемента, как неизменного спутника каждого половозрелого члена общества, я и решился писать не тривиальные воспоминания о друзьях, коллегах, трудовых подвигах и прочей малоинтересной тягомотине, а эти правдивые мемуары о собственных эротических приключениях, достижениях и невзгодах. Ни слова лжи ради украшательства повествования, одна только голая правда!

Впрочем, есть нюанс: поскольку эромемуары – это не просто воспоминания, но чувственные воспоминания, то время от времени хронологическая последовательность будет поневоле нарушаться: мало ли куда вздумается свернуть моей памяти, подчиняясь влечению чресл. Проще говоря, ретардации и плеоназмы неизбежны. Крепись, читатель!

Часть первая (Рождение, детство, отрочество, юность)

Не совершает греха тот, кто следует собственной природе

Дхаммапада

Начало

…тогда я, вместо того чтобы осмыслить и впасть в спасительную позу «замри», впадаю в мышечную суету, как ортодокс в ересь, и, подчиняясь кликушеским парам родильной горячки, лихорадочно прицениваюсь, нервически прицеливаюсь, героически поднатуживаюсь, судорожно дергаю за веревочку, астматически перехватываюсь дыханием, окутываюсь дымкой, ввинчиваюсь макушкой и… урождаюсь на Свет Божий.

Г. Г. Эллер-Замелецкий. Палимпсест.

Родила одна фемина

Не дебила, не кретина,

Не бомжа, не пилигрима,

А какого-то Вадима…

Из свидетельских показаний Марты Зиггератт – обер-акушерки военного госпиталя города Гюстров.