Эрон

— Какая гадость — ваша вечность, — повторила она сказанное выше, жадновато отпивая вино: какое счастье — пьянеть.

— От нее всегда можно отдохнуть в бренном.

— Надеюсь, мы в сентябре 88-го? Моя девочка жива и здорова? И мне еще нет тридцати? — глоток вина был так глубок, что она разом опьянела.

— Да, — Аггел показал наручные часы с датой: 24.09.1988.

— А где ваши замечательные крылья?

— При мне. Просто ты не хочешь их видеть.

— Ммда… у вас на все есть ответы?

— Я говорю гораздо больше, но ты озвучиваешь почти половину моих слов.

— Только!

— Не гримасничай. Ты гениально одарена, в этом Вавилоне ты одна-единственная слышишь меня. И это ты, а не я, усадила нас за столик на балконе и одела меня в какой-то пижонский наряд. Кстати, свободный столик — тоже твоя работа…

Действительно, Аггел в куртке из сизого бархата с манжетами из меха имел вид то ли буффона, то ли голубого.

— Выходит, мы на том свете? И все вокруг видимость?

— Никакого того света нет. То, что называется «тот свет», спокойно находится в середине любого этого света, — и Аггел кивнул на скатерть, где Навратилова с удивлением заметила кавалькаду каких-то пестрых всадников, скачущих от кофейной чашки по крахмальным холмам на штурм чашечки с мороженым, где на морозно-шоколадных холмах уместился целый сарацинский городок… Что это?

— Это одиннадцатый ангельский взгляд на шествие волхвов к Вифлеему. Не забывай, что твой мир озвучен евангельским словом и существует исключительно в его силовом натиске. Первым — на черном коне в рубиновой тиаре скачет Мельхиор, за ним — верхом на иволге — Валтасар в белой мантии, а на слоне в резном домике из слоновой кости чернеет Гаспар в царской короне. Они спешат на свет вифлеемской звезды.

И точно — над чашей мороженого брызгала двойным светом изумрудная звезда.

Надин чуть боязливо поставила ребро ладони на пути мерцающей кавалькады и убедилась, что процессия даров легко прошла сквозь плоть, оставив в руке лишь только ощущение сквознячка, притом сквознячка как бы музыкального.

— Идея Дара — самая кардинальная идея мира, — заметил Аггел, — она прожигает насквозь любое препятствие, она — та алмазная ось, вокруг которой вращается вся галактика человека. По сути, все вокруг нас есть те или иные формы Дара и ступени его раскрывания.

Надин не слушала, отвернувшись к балконной балюстраде, она смотрела с высоты на оживленную площадь столицы: авто, автобусы, арбузы в кузовах грузовых машин, разномастный люд… неужели изнанка столь мирного вида — кошмарный молох в морозной дымке космоса, исполинское здание Мавсола с фонтанными чашами в гейзерах крови кротких? И кровь подсвечена иллюминацией на фронтонах…

— Не стоит отчаиваться, — заметил Аггел.

— Ты подглядываешь мои мысли? — возмутилась Надин.

— Но и ты видишь то, что не дано никому другому!

Тем временем стихия игры на ресторанном столике весьма расшалилась: над скатертью взошла бронзовая луна, а кавалькада волхвов завязла в лужице овечьего стада пастухов вифлеемских. Блеяние овнов и стук сотен копытец был настолько громок, что даже проститутки навострили уши и бросили пару-тройку непонимающих взглядов.

— А если бросить ангельский взгляд на мою жизнь? — помедлив, спросила Надя, и сердце ее забилось.

— Нужно только решиться, набраться отваги и расплатиться за ужин. Счет, пожалуйста!

И счет был тут же предъявлен.

Бегство