Эрос и цивилизация. Одномерный человек

Бунт против лживых отцов, учителей и героев и солидарность с обездоленными всего мира: нет ли здесь какой-либо «органической» связи между двумя гранями протеста? Эта солидарность кажется прежде всего инстинктивной. Бунт внутри страны, обращенный вовнутрь, кажется в значительной степени импульсивным. Его цели трудно определить: тошнота, вызванная «образом жизни», бунт как дело физической и духовной гигиены. Тело против «машины» — не против механизма, конструируемого с целью сделать жизнь мягче и безопаснее, ослабить жестокость природы, но против машины, овладевшей механизмом: политической машины, машины корпораций, культурной и образовательной машины, которая скомкала благословение и проклятие в одно рациональное целое. Это целое стало слишком большим, его структура слишком прочной, его функционирование слишком эффективным — неужели же вся мощь отрицания сосредоточена в еще не полностью завоеванных, примитивных, разрозненных силах? Тело против машины: против самой безжалостной машины разрушения всех времен сражаются мужчины, женщины и дети, вооруженные самыми примитивными орудиями, — неужели же партизанская война определяет суть революции нашего времени?

Культурная отсталость может дать исторический шанс повернуть колесо прогресса в другом направлении. Развитие сверхмощного технического и научного потенциала опровергает само себя, когда против беднейших на этой земле, против их лачуг, больниц и рисовых полей общества изобилия бросают оснащенные радарами бомбардировщики, химические вещества и «специальные силы». Эти якобы «случайные» явления обнаруживают существо современного общества: они срывают технологический покров, за которым скрывается реальное могущество. Способность уничтожить и сжечь несколько раз все существующее и соответствующий этому способ мышления — побочные продукты развития производительных сил в системе эксплуатации и репрессии; и чем больше удобств предоставляет система своим привилегированным подданным, тем выше становится производительность. Общество изобилия уже достаточно ясно продемонстрировало, что оно является обществом войны; и если его граждане еще не заметили этого, то этого нельзя сказать о его жертвах.

Перешагивание через стадию общества изобилия может стать историческим преимуществом опоздавших, технически отставших обществ. Бедность и слабость отсталых народов, возможно, заставит их воздержаться от агрессивного и расточительного использования науки и техники и удерживать под контролем a la mesure de l'homme [364]аппарат производства, используя его для удовлетворения и развития жизненно важных индивидуальных и коллективных потребностей.

Для сверхразвитых стран этим шансом могло бы быть упразднение условий, при которых человеческий труд увековечивает как самодвижущаяся сила свою подчиненность аппарату производства, а следовательно, и отжившим формам борьбы за существование. Упразднение этих форм является, как и всегда прежде, задачей политического действия, но у настоящей ситуации есть важнейшее отличие. В то время как предыдущие революции приводили к более значительному и целенаправленному развитию производительных сил, сегодня революция в сверхразвитых обществах означала бы отмену этой тенденции: сокращение сверхразвития и его репрессивной рациональности. Отказ от воспроизводства состояния изобилия, далеко не гарантируя еще чистоты, простоты и «естественности», мог бы указать путь к более высокой ступени человеческого развития, основанной на достижениях технологического общества. Прекращение расточительного производства вещей, нацеленных на разрушение (что означало бы конец капитализма во всех его формах), могло бы покончить с телесными и духовными увечьями, наносимыми человеку производством. Иными словами, сформировать окружающую среду и преобразовать природу способны не подавленные, а освобожденные Инстинкты Жизни, которые только и могли бы подчинить агрессивность своим требованиям.

Для остальных стран исторический шанс заключается в отсутствии условий, ведущих к эксплуататорской технологии и индустриализации и развитию агрессивной производительности. Уже тот факт, что господство изобилия, живущее войной, направляет свою уничтожающую мощь на отсталые страны, дает понятие о размере угрозы. В восстании отсталых народов богатые общества встречают в стихийной и грубой форме не только социальный протест в традиционном смысле, но также инстинктивный бунт, биологическую ненависть. Распространение партизанской войны в разгар века техники — событие символическое: энергия человеческого тела бунтует против невыносимой репрессии и бросается на машины репрессии. Возможно, бунтари ничего не знают о путях организации общества, о построении социалистического общества; возможно, они запуганы своими лидерами, которые кое-что знают об этом, но их полное страха существование — одна сплошная потребность освобождения, которому противостоят сверхразвитые общества.