Эрос за китайской стеной

А наш ученый сызмальства слыл за храбреца и в свое время пользовался, как говорится, «взглядом темных зрачков» взбунтовавшегося против династии князя [251]. Зная это, бывший фаньтай приобрел покупкой старые письма от одного к другому и предъявил нашему ученому в письме угрозу. Тот испугался и покончил с собой. Его супруга тоже умерла, бросившись в петлю.

По прошествии ночи ученый вдруг воскрес:

— Я — Хэ Цзысяо, — заявил он.

Стали спрашивать, и все то, что он говорил, действительно происходило в доме Хэ. Тогда только поняли, что Хэ вернулся своей душой в чужое, заимствованное тело. Стали его удерживать, но он не счел это для себя возможным, вышел и побежал в свое старое жилище.

Губернатор, заподозрив обман, захотел непременно его унизить, погубить и послал к нему человека с требованием тысячи лан. Ученый сделал вид, что соглашается, но от горечи и досады он готов был порвать с жизнью.

Вдруг ему докладывают о приходе юноши; он обрадовался, заговорил с ним, и сразу явились к ним и радость, и горе. Только что он захотел снова учинить непристойность, как юноша спросил его:

— Скажите, сударь, у вас три, что ли, жизни?

— Мои раскаяния в своей жизни и мучениях не стоят этой смерти-блаженства!

И рассказал ему свои обиды и горечи. Юноша погрузился в глубокое, далекое раздумие и через некоторое время сказал:

— К счастью, вот я снова встретился с вами вновь живым, но вам пусто ведь так, без подруги. Помните, я тогда еще говорил вам о своей двоюродной сестре. Так вот, она умна, прелестна, у нее большая изобретательность. Она-то уж непременно сумеет разделить с вами неприятность!

Наш ученый пожелал взглянуть хоть раз на ее лицо.

— Это нетрудно устроить, — сказал юноша. — Завтра я возьму ее с собой к старой матери, и она пройдет по этой самой дороге. Сделайте вид, что вы мой старший брат, а я, под предлогом жажды, попрошу у вас напиться. Вы, положим, скажете так: «Осел убежал!» Так это будет знаком согласия!

Условившись, они расстались. На следующий день, только что солнце стало на полдень, как юноша и в самом деле прошел у ворот в сопровождении молодой девушки. Наш ученый сделал ему приветственный жест и стал с ним тихо-тихо шептаться, причем бросал на девушку беглые и косые взгляды. Перед ним была милая, привлекательная, стройная, очаровательная девушка — самая настоящая фея!

Юноша попросил чаю. Хозяин попросил войти, чтобы напиться в доме.

— Ты не удивляйся, сестрица, — сказал юноша, — это мой старший брат по клятвенной дружбе. Не беда, если мы несколько отдохнем у него!

С этими словами он помог ей слезть, а осла привязал к дверям. Вошли. Хозяин сам поднялся, чтобы заварить чай и сказал, смотря на юношу:

— То, что ты, милый, намедни говорил, не достаточно исчерпывает дело!.. Сегодня мне здесь приходит конец!

Девушка, видимо, догадалась, что он говорит о ней, встала с дивана и, стоя, сказала брату, словно щебеча:

— Уйдем!

Наш ученый, выглянув за дверь, сказал:

— Осел-то, гляди, убежал!

Юноша с быстротой огня выбежал. Ученый обнял девушку и просил сойтись с ним. У той по лицу пошли пунцовые переливы, она съежилась, словно попалась в тюрьму. Громко закричала, но юноша не отозвался.

— У вас, сударь, есть ведь жена, — сказала она, — к чему вам губить у человека честь и стыд?

Он объяснил ей, что неженат.

— Можете ли вы поклясться мне Рекой и Горой [252]? Не дайте осеннему ветру [253]увидеть ко мне пренебрежение!.. А тогда только прикажите, и я послушаюсь!

И он поклялся блистающим солнцем. Девушка более не сопротивлялась.

Когда дело было сделано, явился юноша. Девушка, сделав строгое лицо, гневно забранилась.

— Это, милая, Хэ Цзысяо, — сказал он, — в прежнее время известный литератор, а ныне — придворный ученый. Со мною он в наилучшей дружбе. Это человек надежный. Сейчас мы доведем об этом до сведения тетки, и она, конечно, тебя не обвинит!

Солнце было уже к вечеру. Хэ хотел удержать их, не позволяя уходить, но девушка выразила опасение, как бы тетка не напугалась, и не подумала чего-нибудь особенного. Но юноша с решимостью взял это на себя, сел на осла и помчался.

Прожили так несколько дней. Появилась какая-то женщина за руку с прислугой. Ей было за сорок лет; одухотворенностью своей и своим общим видом она совершенно напоминала девушку. Хэ крикнул ей, чтобы та вошла… Действительно, это была ее мать. Посмотрев на дочь прищуренными глазами, она спросила с крайним удивлением, как это она очутилась здесь. Дочь, застыдившись, не могла ответить. Хэ пригласил мать зайти, сделал ей поклон и объявил, как и что. Мать засмеялась.

— Мой Девятый, — сказала она, — юная душа… Зачем, как говорится, «он оба раза не спросил» [254]?

Девушка сама пошла в кухню, поставила кушанья и угощала мать. Поев, старуха ушла.

С тех пор, как Хэ получил красавицу подругу, все его сердечные стремления были в высокой степени удовлетворены. Однако нить зла так и кружила в его душе, и он все время ходил надутый, недовольный, с видом страдальца. Жена спросила его, что это значит, и он рассказал ей все от начала до конца, что только пришло на память. Она засмеялась.