Эротическая утопия: новое религиозное сознание и fin de si`ecle в России

49 14–е религиозно — философское собрание // Новый путь. 1903. № 9. C. 316.

⁵⁰13–ое религиозно — философское собрание // Новый путь. 1903. № 8. С. 295. В «Людях лунного света» Розанов пишет, что Толстой считал беременность «заразой»: «[В]сякий раз, когда [Нехлюдов] узнавал, что она [его сестра] готовится быть матерью, испытывал чувство, подобное соболезнованию, о том, что опять она чем-то дурным заразилась от этого чуждого им всем человека» (Розанов. Люди лунного света. С. 105). И хотя Розанов утверждает, что это цитата из 29–ой главы «Воскресения», подобного текста в романе нет!

51 Розанов В. В. Уединенное // О себе и о жизни своей. М.: Московский рабочий, 1990. С. 88. В «Опавших листьях» Розанов высказывает сомнения в мужественности Мережковского: «если только вообще можете совокупляться (в чем я сомневаюсь)», — намекая, что его антипрокреативная идеология есть плод импотенции (О себе и о жизни своей. С. 567. В дальнейшем все ссылки на «Опавшие листья», тт. 1 и 2, приводятся по этому изданию.)

52 12–е религиозно — философское собрание // Новый путь. 1903. № 6. С. 257.

⁵³16–е религиозно — философское собрание // Новый путь. 1903. № 10. С. 384.

54 12–е религиозно — философское собрание // Новый путь. 1903. № 6. С. 258–259.

55 14–е религиозно — философское собрание // Новый путь. 1903. № 9. С. 323–324.

56 12–е религиозно — философское собрание // Новый путь. 1903. № 6. С. 270.

57 Пушкин A. C. Полное собрание сочинений. М.: АН СССР, 1957. Т. 3. С. 118.

58 РГАЛИ. Ф. 2176 (Религиозно — философское общество). On. 1. Ед. хр. 4. Л. 25 (собрание 13).

59 Там же.

60 Там же. J1. 27–28.

61 Крафт — Эбинг Р. фон. Половая психопатия. М.: Республика, 1996. С. 24. Сн. 1.

62 РГАЛИ. Ф. 2176. On. 1. Ед. хр. 5. Л. 15–17. В архивной записи имя Якшича дано как Тимофей, а не Димитрий.

63 Pierrot J. The Decadent Imagination: 1880–1900, trans. D. Coltman. Chicago: University of Chicago Press, 1981. P. 89.

64 Фуко М. Воля к знанию // М. Фуко. Воля к истине. С. 133.

65 Розанов В. В. Люди лунного света. С. 111.

Глава 7. Василий Розанов

1 Белый А. О Блоке: Воспоминания, статьи, дневники, речи / Под. ред.

A. B. Лаврова. М.: Автограф, 1997. С. 143–145.

2 Розанов у Белого похож на вульгарного мещанина. О Розанове у Николая Бердяева см.: О вечно бабьем в русской душе // В. В. Розанов: Pro et Contra. Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и исследователей. В 2–х тт. СПб.: Изд. Русского христианского гуманитарного института, 1995. Т. 2. С. 41.

3 Розанов В. В. Опавшие листья. Короб первый // О себе и жизни своей. С. 273.

4 Розанов В. В. О сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира // Розанов В. В. В темных религиозных лучах. Под ред. А. Н. Николюкина. М.: Республика, 1994. С. 423.

5 Вместо того чтобы записывать все в дневник (как Гиппиус, например), Розанов подчеркивает нарочитую случайность своих мыслей, занося их на клочках бумаги, часто на обратной стороне каких-нибудь других записей. Характерной особенностью его дневникового жанра было то, что иногда бумага или другой использованный предмет (конверт, личное письмо, плакат, подошва), на котором была сделана запись, указан, порою указано и время, место и случай написания. Розанов не только обнажает свои фрагментирующие, фетишизирующие методы, но и описывает физический процесс создания книги: сначала он доставал «листья» из «короба», потом сгребал обрывки и каракули в кучу (которая напоминает целое), и, наконец, куча приобретала форму книги. В отличие от абстрактного слова «том», метафорический грубый лубяной «короб» (не синонимичный аккуратно сплетенной «корзине») предполагает «природный» аналог организации разнообразных частей книги.

6 Эти единицы чередовались со стандартными единицами указателя, такими как личные имена и абстрактные понятия. Удивительно, что современные издания не воспроизводят этот указатель.

7 Некоторые конструктивисты объединяли знак и объект, исходя из гипотезы, что знак или изображение объекта и есть объект. Разрыв между знаком и объектом отражает пропасть между эмпирической реальностью и миром, который существует за ее пределами. Один из способов, к которым прибегает Розанов, чтобы перешагнуть пропасть между абстрактным и осязаемым, — его обращение к поэтике метонимии. Он связывает метонимический принцип смежности с физическим миром, утверждая, что «семя яблока есть яблоко, семя пшеницы есть пшеница», и задаваясь вопросом, не является ли «семя человека человеком» (Опавшие листья. Короб 1. С. 298).

8 Бердяев, полемизируя с противоречивым докладом Розанова «Об Иисусе Сладчайшем и горьких плодах мира…», в котором тот назвал христианство религией смерти, сравнивает его с Толстым: «Подобно Толстому, Розанов разворачивает перед миром “детскую пеленку с зеленым и желтым” и пеленкой этой хочет победить смерть» (Бердяев H. A. Христос и мир: ответ В. В. Розанову // В. В. Розанов: Pro et Contra. T. 2. C. 30).