Эротические истории пенджабских вдов

Никки взяла коробку, поставила ее в микроволновку. И с ужасом увидела через стекло, как пластмассовые стенки оплавляются и стекают в дал.

— С далом придется подождать, — заметила она, открывая дверцу и вынимая коробку. По кухне распространился отвратительный запах горелого пластика.

— Ах ты дурища! — воскликнула мама. — Почему не переложила в контейнер для микроволновки?

— А почему ты сразу так не сделала? Прежде чем убрать дал в холодильник, — парировала Никки. — Коробки из-под мороженого сбивают с толку.

В этом возгласе выплеснулись все разбитые надежды Никки, годами шарившей в холодильнике в поисках десерта, а находившей лишь штабеля контейнеров с замороженным карри.

— Меня устраивают и коробки, — заявила мама. — Они бесплатно достаются.

Ни дал, ни коробку спасти не удалось, поэтому Никки выбросила и то и другое, после чего отошла в уголок. Она вспомнила, как задержалась здесь вечером после папиных похорон. Мама страшно устала (переправка тела отца в Лондон превратилась в бюрократический и логистический кошмар), но от помощи отказалась и велела дочери не мешаться под ногами. Никки принялась расспрашивать маму о последних часах жизни папы. Он продолжал сердиться на нее или думал о другом? Ей важно было это узнать.

— Отец ничего не сказал. Он спал, — отрезала мама.

— Но до того, как заснул? Может, в его последних словах был какой-то намек на прощение?

— Не помню, — пробормотала мама. Щеки у нее запылали.

— Мама, ну попытайся…

— Не задавай мне больше этот вопрос! — оборвала ее мама.

Похоже, жить с неизбывным чувством вины предстояло долго. Вздохнув, Никки вернулась в свою комнату и продолжила собирать вещи.

— Ты ведь передумала уходить, правда? — спросила Минди, стоя в дверях.

Никки окинула взглядом коробки, торчавшие из-под кровати. Стопки книг, распиханные по большим текстильным сумкам из супермаркета. Свою куртку с капюшоном, снятую с вешалки за дверью и свернутую перед укладкой в чемодан.

— Я не могу здесь оставаться. Как только мама узнает, что я работаю в пабе, житья мне не будет. Она меня заклюет. Я еще как-то терпела папино пренебрежение. Но если и мама намерена меня третировать, ноги моей тут не будет.

— Ты ведешь себя как эгоистичная дура.

— Я просто реалистка.

Минди вздохнула.

— Представь, каково сейчас маме. Иногда стоит подумать, как лучше для всех, а не только для тебя.

После этих слов Никки осталась еще на неделю. Но однажды мать ушла по делам, а когда вернулась, обнаружила, что комната младшей дочери опустела и на кровати лежит записка: «Мама, прости. Я вынуждена переехать». Ниже был указан новый адрес. Никки надеялась, что все остальное маме объяснит Минди. Две недели спустя девушка наконец решилась позвонить матери, и, к ее удивлению, та ответила. Говорила сквозь зубы, отделывалась односложными ответами («Как дела, мама?» — «Жива»), но хорошо было уже то, что мама вообще взяла трубку. Во время следующего телефонного разговора с дочерью ее все же прорвало.

— Ты себялюбивая, безмозглая сумасбродка! — всхлипывала мама. — У тебя нет сердца!

Каждое слово заставляло девушку вздрагивать, ей хотелось оправдаться, но разве мама не права? Никки выбрала для ухода самое неподходящее время. Себялюбивая, безмозглая, бессердечная. Папа никогда ее так не называл. В конце концов, выплеснув свой гнев, мама вернулась к нормальному способу общения.

В кухне теперь стоял густой, пряный дух. Ужин был готов. Никки помогла донести до стола блюдо, до краев наполненное карри из нута со шпинатом.

— Итак, — сказала Минди, когда все расселись, — расскажи нам про эту новую работу.

— Я буду вести литературный кружок для женщин. Занятия два раза в неделю. В конце семестра у нас получится сборник рассказов.

— Вести литературный кружок? То есть учить их писать? — спросила Минди.

Никки помотала головой.

— Не столько учить, сколько помогать.

Мама явно была озадачена.

— Значит, там есть еще один преподаватель, которому ты будешь помогать?

— Нет, — ответила Никки. В ее тоне послышалось нетерпение. — Найти свой голос — это не то, чему можно научить, по крайней мере в общепринятом смысле. Люди будут писать, а я их направлять, — девушка подняла глаза и увидела, что мама и Минди насмешливо переглянулись. — Это непростая работа, — добавила она.

— Ладно, ладно, — проворчала мама. Она свернула роти и стала водить им по тарелке, подбирая карри.

— Это отличная возможность, — не унималась Никки. — А еще я смогу отредактировать тексты и потом укажу это в своем резюме.

— Так кем же ты хочешь быть: преподавателем или редактором? — спросила Минди.

Никки пожала плечами.

— В моем представлении, — продолжала Минди, — учитель и сотрудник издательства — это совершенно разные профессии. Писать тебе тоже нравится. Ты собираешься что-нибудь написать для этого сборника?

— Разве обязательно сразу определяться? — возразила Никки. — Я не знаю, кем хочу быть, но пытаюсь это выяснить. Устраивает тебя такое?

Минди примирительно вскинула руки:

— Вполне. Я лишь пытаюсь побольше узнать о твоей работе, и всё. Не нужно так горячиться.

— Моя работа будет состоять в том, чтобы вдохновлять женщин.