Эротические приключения Гулливера в Лилипутии

Я открыл глаза. Теперь уже в роли исследуемого был я, а моя гостья выступала любознательным и заинтересованным естествоиспытателем. Она пробовала меня на ощупь, обходила со всех сторон, заглядывала в отверстие, засовывала туда свой малюсенький пальчик. Надо сказать, что размерами она уступала предмету ее исследований, превосходившему ее раза в полтора в длину и во столько же – в ширину. Однако это уже не пугало ее. Напротив – привлекало, и вскоре она оседлала его, как наездник жеребца. Такого восторга я еще не испытывал ни с одной из многочисленных соотечественниц, с которыми сводила меня бродяжническая судьба. Нынешнее чувство было сильнее потому, видимо, что вызывалось ощущениями гораздо более тонкими, заставлявшими всего меня трепетать от сладострастия. Впрочем, делать мне это приходилось с осторожностью, чтобы в порыве страсти не стряхнуть с себя мою гостью, которая старалась вовсю. Она даже спрыгнула на табурет и занялась моим препуциумом (тем что обычно называют крайней плотью), по мере своих слабых сил то натягивая его до упора, то ослабляя натяжение. Конечно, это требовало от нее немалого напряжения, и мне приходилось слегка помогать ей в этом занятии. Потом она снова оседлала меня и принялась ерзать и прижиматься к моему естеству, как если бы что-то мешало ей между ног, от чего она жаждала освободиться. Ее движения становились все более порывистыми и судорожными, глазки закатились, губки приоткрылись, шепча что-то неразборчивое, она тоненько постанывала, а потом ее стали бить конвульсии, которые передавались и мне, и я тоже почувствовал, как на меня накатывает неодолимая волна всего того, что накопилось во мне за прошедшие недели – оно готово было вот-вот прорваться наружу. Я едва успел приподнять мою крохотную подружку, иначе ее просто смыло бы мощным потоком, хлынувшим на табурет. Через несколько мгновений, когда дрожь в моих членах прошла, я поднес мою новую подружку к губам и как мог поцеловал ее. Не знаю, что почувствовала при этом она, но мое наслаждение было полным. Затем я погрузил ее в бочонок с водой, уже второй раз за этот вечер пригождавшийся мне, – она вся блестела от пота.

Выкупавшись, она быстро оделась, а я, тоже приведя себя в порядок, достал из кошелька несколько лилипутских монет и протянул ей. Но она категорически отказалась их принять, и насколько я понял из ее слов, готова даже была приплатить мне, что было совсем уж немыслимо. Я подумал, что найду какой-нибудь другой способ выразить ей свою благодарность (и со временем такая возможность мне представилась, о чем я еще буду иметь удовольствие сообщить любезному моему читателю). Мы простились, договорившись встретиться на следующий день в то же время и, естественно, в том же месте.

Тут появился мой наставник, который, вероятно, прятался где-то поблизости и наблюдал за нами. Поначалу я хотел было рассердиться, но потом решил – Бог с ним. Его услуги мне еще понадобятся, к тому же он вовсе неплохой парень. Правда, следующие его слова чуть было не посеяли розни между нами, но я опять сдержался, а он, поняв, что в своей готовности услужить мне зашел слишком далеко, тут же стушевался и больше никогда не выступал с подобными предложениями. А предложил он вот что: ввиду того, сказал он, что упражнения сии (невольным якобы свидетелем коих он оказался) требуют от исполнителя больших физических усилий, он готов в следующий раз привести лилипута мужеского пола, который будет рад такой возможности, потому что среди лилипутов есть такие, что любой женщине предпочтут мужчину. (По прошествии времени я выяснил, что имел он в виду не кого иного, как себя самого. Общие знакомые потом говорили мне, что замечали странности в его поведении и давно уже подозревали в нем тайного старадипа – так на лилипутском языке называют сторонников однополой мужской любви.) Но тут я сказал свое категорическое «нет», поскольку всегда считал сие противным божеским установлениям и самой природе человеческой, и моей природе в особенности, хотя и был далек от того, чтобы осуждать за это других. На этом разговор наш закончился.

Мне еще предстояло узнать, что нравы в Лилипутии довольно свободные, и хотя начальство и пытается насаждать нравственность, как уж там они ее понимают, население да и сами власть имущие таковой не следуют; одобряя мораль только на словах, они в реальной жизни действуют, согласуясь более со своими подспудными и явными желаниями, впрочем, как всем нам это свойственно. Правда, лилипутские традиции и нормы довольно противоречивы, что внимательный читатель уже, конечно, понял.