Эротические рассказы - Эротика

Всю неделю она работала с утра до вечера, уставая так, чтобы вечером свалиться с ног и уснуть глубоким, без сновидений, сном. За неделю она не видела ни одной живой души, кроме бурёнки, постоянно жующей свою жвачку, даже лесные звери куда-то все подевались, и только сегодняшним днём над её головой промчался маленький самолётик и исчез за болотом.

Этот самолёт, и металлический шум, который он издавал, напомнил ей о большом мире, о том, что там, за лесом, живут другие люди. Живут большой жизнью, читают книги, ходят в кино, в театры, спорят и соглашаются друг с другом. Ей стало вдруг грустно и тоскливо. Захотелось сесть в такой же маленький самолётик и улететь куда-нибудь далеко-далеко, туда, где время можно будет отмотать назад и вернуться к привычной жизни. Почему, почему мир так не справедлив?! Ей не надо славы, больших денег, в конце-концов, признания в обществе, она просто хочет жить, иметь детей, семейный очаг, приносить пользу. Почему ее лишили всего этого? Почему, априорно, диалектический материализм лучше и правильнее идеализма? Разве не идеализмом является сам факт, что материализм утверждает себя правильным, отметая все остальные учения? Почему человеку можно верить в светлое будущее, но нельзя надеяться на свою загробную жизнь? Собака довольна тем куском хлеба, который ей бросают каждый день в миску и больше ей ничего не надо. Она будет лежать в своей конуре, даже без цепи, бегать по двору, лаять на прохожих, но никогда не покинет своих хозяев, разве что отлучится на день-другой для случки. Мы приняли считать это преданностью, ставим в пример, говорим верен как собака, но, может быть, это не преданность, а довольствие малым, довольствие куском хлеба и нежелание менять свою жизнь. Человека можно посадить на цепь, человеку можно дать кусок хлеба, к которому он привыкнет, но рано или поздно человек задумается над своей будущей жизнью, ему опостылит эта сытая жизнь, его одолеют думы о грядущем, а сны, в которых он увидит доселе незнакомый ему мир, заставят потерять покой. И только вера, надежда на лучшее, пусть даже после смерти, поддерживает ниточку жизни.

Вайле пришла мысль написать книгу и рассказать всему миру о своих чувствах, о своей жизни, о жизни всех остальных людей на свете, ведь они о ней совсем ничего не знают.

И вот, когда она обдумывала свою идею, с силой хлеща веником по своему телу, открывается дверь, и на пороге показывается большой комок грязи, с торчащими из него руками и ногами. Ну как тут не закричишь?

Пётр сидел голый на полу, не в силах больше пошевелиться, даже сказать слово казалось было выше его сил.

Девушка опустила ковшик и слезла с лавки.

- Это ты сегодня днём пролетал?

- Я. Мне бы умыться. Немножко. И обогреться. Чуть-чуть.

Перед Вайле сидел русский, один из тех, кто разрушил её мечты, забрал её близких, но в тоже время это был уставший и замёрзший человек, который пришёл к ней в надежде получить помощь.

Она хотела сначала пойти в предбанник и накинуть на себя какую-нибудь одежду, но лишь махнула рукой.

Что мне скрывать? Всё, что можно он уже видел, чего зря платье мочить?

Вайле подошла к нему, нагнулась и, ухватившись за рубашку, стянула её. Потом взяла Петра подмышки, подняла и положила его вниз лицом на полочку. Сходила закрыть дверь и бросила чуть воды на каменку, тут же отозвавшуюся клубами пара.

Пётр лежал, и как бы со стороны наблюдал как нежные, но сильные девичьи руки растирают его тело, смывая с него грязь, окатывают его водой, снова моют, и снова окатывают.

Потом его перевернули, и все процедуры начались сначала. В какое-то мгновение его стала бить крупная дрожь, затем перестала и вместо её он почувствовал как болят мышцы на руках и ногах. Сладкая полудрёма охватила Петра, глаза закрылись сами-собой, и ему стало совсем безразлично где он, что с ним случилось, чьи это руки тревожат его тело, трут, омывают водой, поворачивают, садят, снова омывают, ведут непонятно куда, завёрнутого в накрахмаленную простыню.

Вайле мыла незнакомца с какой-то материнской заботой, так, как раньше купала своих младших братьев. Подсознанием она представила, что это её взрослый сын, то чадо, которому она подарила жизнь. В какую-то долю секунды в её голове прокрутился никем ненаписанный сценарий: роды, как она видит появляющегося из неё младенца, даёт ему грудь, и тот жадно её сосёт, готовит завтрак, провожая в школу, украдкой вытирает непрошеную слезу, отправляет его на учёбу в город, и вот он вернулся в свой родной дом, и она моет его, как давным-давно в детстве.

Тряхнув головой, прогоняя возникшее видение, Вайле продолжила мытьё. Она вдохнула, посмотрела в лицо лежащего перед ней мужчины, и увидела, что тот спит. Этот факт помог ей решиться на то, чтобы вымыть ту часть его тела, которой у неё не было.