Ольга утвердительно кивнула. Толик открыл ключом железную дверь,
- Это чтоб не лазили здесь, кому не положено, - пояснил Толик.
Мы зашли во внутрь, Толик захлопнул дверь, запер её изнутри. Медленно повернулся к нам и так же медленно стал расстёгивать штаны. <Пионерка> стояла, заворожённая, большими удивлёнными глазами, глядя на то, что происходит. Она ещё не догадывалась, ЧТО сейчас будет. Толик переступил через упавшие брюки. Его <кувалда>, втянутая в живот, непомерно толстая, словно отражение в кривом зеркале в комнате смеха, толчками начала надуваться и расправляться. Так надувается камера от автомобильного колеса.
- А такую книжку ты читала!> - потряс своим хозяйством Толик.
Я крепко ухватила <пионерку> сзади за талию. Её всю трясло крупной дрожью. Она не сопротивлялась, не кричала, только не мигая смотрела на Толикино <чудо природы>.
- Толик, - говорю, - эти столичные бляди, чтоб получше завести, кричат, вырываются, для вида. Эта вот целкой прикидывается.
- Для меня вы все целки - и девки, и старухи. Ну-ка, снимай трусы, покаж свою <карточку> моему <библиотекарю>!
Я задрала <пионерке> юбку и попыталась стащить с неё трусы. <Пионерка> ожила, схватила меня за руки, пытаясь вырваться из моих крепких объятий. Толик подошёл к нам вплотную и как даст ей звонкую оплеуху.
Видимо, её раньше никогда не били, она удивлённо, сдерживая слёзы, часто заморгала ресницами. Потом резко отпустила меня и закрыла себе лицо руками. Я не зевала, одним движением стянула до пола её жёлтые <пионерские> трусы. Толик распахнул ей блузку, пуговицы полетели в разные стороны. Она схватилась за свою юбку, запихнула подол между ног, сжала коленки. От страха она не могла говорить, только мычала, как немая. Толик разошёлся серьёзно.
- Блядь, хорош придуриваться, раздевайся!
Я схватила её под мышки, а Толик стал тянуть её за ноги на себя. Пионерка потеряла равновесие, отпустила юбку. Толик стянул юбку вниз, через ноги, порвав замок. Я тем временем быстро и умело ловко сняла с неё блузку. <Пионерка> осталась в одном лифчике. Толик сгрёб его одной рукой, порвав бретельки и застёжку. Было ей на вид лет 15, но цыцки у неё были что надо - не то, что мои, как гузки у общипанной курицы. Я сидела на коленях, крепко держа <пионерку> под мышки. Она отбрыкивалась от Толика ногами, но он на это ноль внимания. Ухватил её за колени и раздвигает ей бёдра своими ручищами.
- У, как хорошо потекла, - потрогал у неё Толик, - а ещё не хочет!
Он пристроился у пионерки между ног, задрал её колени себе на плечи, и стал возиться со своей <колотушкой>, пытаясь затолкнуть её в Ольку-пионерку. Та брыкалась изо всех сил и юлила задницей. Но Толик очень хорошо придавил её, сама по себе знаю - никак не вырваться! Наконец, он всё-таки поймал её на <лысого> - его голый зад замер на мгновение, Олька тоже прекратила брыкаться и Толик одним толчком мощно и резко опустился вниз. Вот тут у <пионерки> опять прорезался голос. Она так пронзительно завизжала, что мне заложило уши. Толик начал качать вверх вниз, вверх вниз, всё быстрее и быстрее. Визг не смолкал, пионерка останавливалась только, чтобы хлебнуть воздуха, и снова продолжала орать. Минуты через две Толик начал вбивать в пионерку ещё быстрее, задышал тяжело и хрипло, потом судорожно напрягся и резко остановился, распластавшись. Пионерка уже не визжала. Толик зашевелился, медленно встал, окровавленный его болт болтался из стороны в сторону. Пионерка дышала очень часто и не глубоко. Остановившимся, невидящим взглядом смотрела на Толика.
- Мало? - спросил Толик, и подхватил <пионерку> на руки.
Та не сопротивлялась, висела, как тряпичная кукла без костей. Толик встал во весь рост, ноги <пионерки> падали вниз, Толик по одной, помогая себе коленками, опять закидывал их себе на пояс. Наконец ему удалось обхватить её безвольное, переломленное пополам тело. Удерживая её так, Толик надел <пионерку> на свой <кол>. Он стал подкидывать её и одновременно двигаться навстречу. Тело болталось, как мешок: руки отдельно, сами по себе, ноги - сами по себе, грудь тряслась, как холодец. Тут я поняла всё, что произошло, прыгнула, когтями впилась Толику в спину,
- Прекрати, она же не живая! Прекрати, слышишь! - орала я ему в ухо.
Толик остервенело терзал безжизненное, с откинутой на бок головой, тело <пионерки>. Когда до него наконец дошло, он медленно положил её на грязный бетонный пол, тупо уставился на это сломанное, поникшее, совсем уже не гордое, беззащитное в своей тоскливой наготе, юное тело. Совершенно не замечая меня, забегал, засуетился, наклонился к ней, приложил ухо к груди, приподнял, потряс за плечи, словно остановившиеся часы.
Я проскользнула к двери, трясущимися руками отодвинула тяжёлую задвижку, с трудом приоткрыла железную, скрипучую дверь, и сломя голову, не разбирая дороги, пулей пролетела через весь завод. На проходной, столкнулась с группой спешащих на смену молодых парней. Выбила из рук одного из них какой-то свёрток. Мелкие железяки со звоном поскакали по плиткам пола.
- Эй, <Сцыкуха>, полегче на поворотах!