Эротические рассказы - Подростки

— Там Андрюшка тетю Лиду… трогает, — Сережа выделил тоном последнее слово, — а ты же мне не даешь себя потрогать…

— Как это — «не даю?» — притворно удивилась Марина. — Вот сейчас ты своей беспутной головой что делаешь, а? — и она шутя прижала голову сына к своему животу.

— Ага… головой… и ты в халате, вон, пуговка под ухом мешается. А Андрюшка ее руками, раздетую, и везде…

«Да и не только руками… А сынка-то — ишь, шустрый какой. Подожди, может, будет тебе и белка, будет и свисток», — подумала Марина, но вслух Сережке пока обещать ничего не стала. Ее увлекала игра, правила которой на данный момент знала, как ей казалось, только она сама.

— Ну, пуговка — не проблема, — и, приподняв голову сына, расстегнула две пуговицы на животе, раздвинула полы халата и положила голову Сережки на обнажившуюся кожу. — Так лучше?

— Ага, мам… так гладко, мягко… тепло, — Сережка потерся щекой и ухом о живот, прикрыл глаза. Но тут же опять их открыл:

— Мам… а почему Андрюшке можно, а мне нельзя?

«Блямс», поняла Марина. «И как я ему на этот вопрос отвечу? Нельзя, потому что я не хочу? А завтра я захочу — и он мне припомнит? Ах да, я ж ему в спальне сказала — „не сегодня“», — вспомнила она. И повторила это вслух.

— А почему — «не сегодня»? — тут же спросил Сережка.

— Ну… я сегодня не хочу, — ответила мама, и сама почувствовала неуверенность в своем голосе. Сережка тут же уловил слабину:

— Ну м-а-а-а-м…

Марина на секунду задумалась. Желание «погорячее» только выросло, да и потом — ведь все равно уже, кажется, все решила, почему бы и не наступить следующему этапу прямо сейчас? К тому же от Сережкиной щеки по животу разливалось такое приятное тепло… и не только по животу, кажется, и ниже…

Оправдание немедленному отступлению было найдено, и она, взяв сына за плечо, развернула лицом к себе.

— Ладно, черт с тобой, попрошайка, — засмеялась. Но только учти… меня просто так «трогать» нельзя.

— А как это?

— Ты видел, как Андрейка свою маму трогал? Ласково, аккуратно, нежно… вот как я твой писюн сейчас мыла, так же. Тебе ведь понравилось?

— Ага, мам…

С Сережки зараз слетело все сонное настроение, и он встал на колени рядом с мамой.

— Балкон закрой, прохладно.

Июльский вечер после ливня и впрямь был не такой душный, как предыдущие.

Встав, Сережка пошел к балкону, а Марина тем временем, развернувшись, легла вдоль тахты, вытянувшись и положив под голову маленькую подушку. «Научить его возбуждать женщину сразу? Нет, потом. Пусть сначала просто изучит тело, расскажу и покажу ему все-все, а уж после первой настоящей любви я ему и это объясню» — решила Марина и, расслабившись, закрыла глаза.

— Ну, где ты там? — приоткрыла глаза. Сережка стоял рядом с тахтой с растерянным выражением на лице, явно не зная, с чего начать.

— Садись рядышком, маленький. И начни с того, что расстегни халат. Так, как я говорила, хорошо?

Сережка кивнул, забрался на тахту, повозился, устраиваясь. Марина опять прикрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям. Было хорошо, тепло и как-то совершенно спокойно, как было, может быть, только в детстве, но она этого не помнила…

Первое прикосновение Сережки она почувствовала через несколько секунд, как раз между тех, расстегнутых раньше двух пуговиц. Ладошка была легкой, мягкой, теплой и неожиданно нежной, и Марина, не открывая глаз, улыбнулась и издала какой-то звук, похожий на урчание довольной кошки. Она знала, что сын следит сейчас за ее лицом, и вовсе не возражала поощрить его к дальнейшему.

Марина ждала, что сын поторопится и пойдет от живота вниз, к самым ее заветным и, наверное, интересным для него местам. Но он оказался не так прост: пуговицы халата расстегивались нечасто, снизу вверх, все ближе и ближе к груди, Сережка нежно касался пальчиками каждого участка обнажающейся кожи. К тому моменту, когда расстегнулась самая верхняя пуговица, и сын очень бережно отвел полы халата к плечам, освободив грудь, Марине уже хотелось, чтобы это действо продолжалось бесконечно.

Сережка осторожно прикоснулся к правой, ближайшей к нему груди, окружил ее своими ладошками, наконец, погладил кончиками пальцев сосок, и без того напряженный, и Марина, не выдержав, отозвалась на это прикосновение сладостным стоном. Испугавшись, сын отдернул руку, но она, не открывая глаз, простонала-пробормотала: «Нет, маленький, все хорошо, это я от удовольствия», и он вернул свои пальцы туда же. Она с трудом сдержалась, чтобы не попросить его по-настоящему, по-мужски, приласкать ее груди, сжать в пальцах соски — «нет, это на потом, на потом», и Сережка просто покатал их немного из стороны в сторону, провел пальчиками по ключицам, по шее, и вдруг оторвался.

Марина, едва не кончившая, разочарованная, собралась было приоткрыть глаза, но тут почувствовала, как одна за другой, уже быстро, но все еще бережно, расстегиваются пуговицы халата внизу, и чуть раздвинула ноги, чтобы Сереженьке было лучше видно все, что он только хотел увидеть. Халат мешал, и она, чуть приподнявшись, сдернула его с плеч, оставив под собой, и почти упала назад на тахту, еще шире раздвинув ноги.