Мы быстро выяснили, что целоваться, сидя на стульях, крайне неудобно.
Я встал и потянул ее за руку.
- Пойдем сюда, пойдем, - мой голос дрожал.
- Что ты, что ты, не надо, - она слегка упиралась, но шла за мной.
- Ну, пожалуйста, ну, иди сюда, - я тянул ее к дивану.
- Не надо, кто-нибудь придет, - лепетала она, но я уже сидел на диване и
притягивал ее к себе.
С этого дня наш старый кожаный диван стал обителью нашей любви. Люблю тебя, шептал я, пытаясь завалить ее на подушку. Света противилась - иногда сильно, но чаще вяло, так что я сам, в конце концов, определял, где граница, до которой мы дойдем сегодня. Я уже расстегивал пуговки ее кофточки на груди, пытался пролезть пальцами под лифчик, упругая, нежная округлость волшебно заполняла мою ладонь.
- Смотри, - говорил я ей, - смотри, как идеально вписывается твоя грудь
в мою ладонь. Видишь, как мы подходим друг другу?
- Вижу. Ты бессовестный, - смеялась она.
- Тебе не больно, когда я так делаю? - я слегка сжимал пальцы.
- Нет. Не больно.
- А так, - я осторожно трогал сосок ее груди.
- Щекотно, - шептала она.
- Щекотно? А почему он твердеет?
- Откуда я знаю.
- Но это же твой сосок. Почему он твердеет, когда я его трогаю?
- Потому что ты его трогаешь.
- А что еще ты мне разрешаешь потрогать?
- Ничего, - она улыбалась, глаза ее блестели.
- Ты любишь меня? - я целовал ее в губы.
- Я тебе уже говорила.
- А я еще хочу. Скажи.
- Ну, люблю.
- А без ну?
- Отстань.
- Скажи, прошу тебя.
- Люблю...
После этих неземных слов я начинал целовать ее в шею, потом ниже, ниже, мне мешал лифчик, еще несколько дней я не осмеливался его расстегнуть, моя правая рука была теперь свободна, и я ласкал ее ноги, сминая кверху короткую юбку.
От поцелуев наши губы припухли, но мы все равно не могли нацеловаться. Время летело, словно кто-то нарочно крутил часовую стрелку, как минутную. Я ласкал ее, я видел, что ее волнуют мои прикосновения. Мы почти полностью забывались в объятиях друг друга, лишь одно нас тревожило, лишь одно заставляло напряженно вслушиваться - кто-то мог прийти. Мы, словно бравые пожарники, были постоянно готовы вернуться в исходное состояние, с каждым разом мы делали это все быстрее и быстрее, хотя застегивать, одевать, одергивать приходилось все больше и больше. В один из дней мы, неожиданно для себя, освоили новую игру, новую ласку. Я сидел на диване, а она стояла лицом ко мне, слегка нагнувшись. Мы целовались, я стал уже привычно гладить ее ноги и вдруг понял, что в этом положении я могу делать то, что не получалось, когда мы сидели на диване, и она тесно сжимала колени. Теперь я мог гладить ее везде. Я провел ладонями вверх по ее бедрам, к талии. Под моими пальцами оказалась резинка ее трусиков, и я потянул их вниз.
- Что ты, что ты, перестань, - она испуганно сжала ноги и отодвинулась.
- Я хочу на тебя посмотреть, - прошептал я. Мой голос дрожал.
- Смотри.
- Я хочу там посмотреть.
- Ты что, ты с ума сошел.
- Не сошел. Я люблю тебя, неужели ты не можешь мне этого позволить?
- Нет, конечно. Перестань.
- Почему, Света, почему? Ты ведь тоже любишь меня. Ну, пожалуйста.
- Дима, мне будет стыдно.
- Чего ты стыдишься? Своих красивых ног?
- Но ты же хочешь смотреть не на ноги.
- И на ноги тоже. На всю тебя. Ну, пожалуйста. Сделай это для меня.
Если бы ты меня попросила, я бы это для тебя сделал.
Она молчала и я, осмелев, стал снова снимать с нее трусики. Мне мешали резинки от чулок. Я стал их отстегивать.
- Нет. Нет, - она оттолкнула мои руки и отодвинулась.
Минуту мы были неподвижны. Мы смотрели друг другу прямо в глаза.
- Пусти, - прошептала она, - я сама.
Я чуть не подпрыгнул от этих ее слов. Она отошла на шаг, и, чуть нагнувшись, отстегнула чулки, затем, сунув руки под юбку, одним движением сняла с себя свое кружевное чудо. Сжав кулачок, она положила их в кармашек своей юбки. Я схватил ее за руки и притянул к себе. Я уткнулся лицом в ее живот, в тонкую ткань ее юбки, мои руки уже вовсю ласкали ее ноги. Я сдвинул юбку кверху, почти до талии и впервые в жизни вот так близко-близко увидел треугольник ее лона. Я осторожно положил на него свою ладонь. Моя девочка вздрогнула, но не отодвинулась. Под моими пальцами были черные, коротенькие и жесткие волосики. Небольшой холмик, разделенный загадочной, вертикальной щелочкой. Как пирожок.
Вот она, ее тайна.
Я провел ладонью вверх-вниз.
- Не надо, - прошептала она. И сжала ноги.
- Почему? - спросил я.
- Ты же просил только посмотреть, - в ее голосе появилась хрипотца.
- А погладить нельзя?
- Нельзя.
- Ну я немножко, прошу тебя, - я снова задвигал рукой.
- Дима, ну, Дима, ну все, хватит. Пусти.
И я отпустил ее. Хотя с трудом сдерживался, мне хотелось повалить ее на диван, сделать с ней что-то такое... Но я отпустил ее. Я любил ее и не хотел, чтоб она на меня сердилась. И в эту минуту стукнула входная дверь. Света нагнулась и быстро пристегнула чулки. Она даже не стала одевать трусики.
- Ты же замерзнешь, - сказал я ей, когда вышел проводить ее.
- Я же заходила потом в туалет, - шепнула она, поняв мою озабоченность.
- А-а, - протянул я, удивившись своей глупости.