Эротические рассказы Stulchik.net - Категория "Эксклюзив"

Ответ меня не интересовал. Возможно, что и ни с кем. Как я когда-то. Я пошел дальше. Третий домик стоял в таком месте, что был освещен хуже других. Кроме того, он был в стороне от главной дорожки, и парочки которым нужно было особое уединение, старались занять его пораньше. Я подошел ближе и уже за несколько шагов определил, что там происходило. Жаркое дыхание, стоны, похожие на плач, ритмичный скрип всего сооружения не оставлял никаких сомнений. Динамика любви.

Как таковая.

- Танечка, можно я кончу в тебя? - раздался хриплый от страсти мужской шепот.

Кончай, чего уж там, - подумал я и едва не сказал это вслух.

Я осторожно отошел в сторону.

Я не услышал, что ответила Танечка.

Наверное, разрешила. Святое дело.

Я прошел к четвертому домику. Я сразу понял, что тут, и правда, никого нет. Оставалось всего три беседки и спешить было некуда. Сегодня я и так в режиме спринтера. Через минуту я услышал шаги. К домику шли. Я замер. Они вошли внутрь. Парень усадил девушку на столик. Они стали целоваться. Я посмотрел в щелочку. Бог мой, да это были Димка со Светкой! Из моего класса. Однако! Все, сейчас ухожу. Прощайте все. Я к вам больше не приду. Послушаю, чем живет наша детвора и - чао, чао!

Я весь превратился в слух.

- Что-то случилось? - спросил Димка.

- Я беременна, - сказала Света. - Я беременна.

Теперь я понимаю, почему люди иногда прикрывают рукой рот от изумления.

Чтоб не отвалилась челюсть.

Ни хрена себе!

- Мы были у врача, я беременна, - шептала она.

- Не может быть, - хрипло произнес он.

- Мы были у врача.

- Кто это мы?

- Мы с мамой.

- Что сказал врач?

- Он сказал, девочка беременна, но она девственница.

- Врач был мужчина?

- Да. Еще он добавил, что это синдром Девы Марии.

- Синдром чего?

- Девы Марии.

- Что это означает?

- Не знаю, - она, кажется, плакала.

- Надо узнать, что это за синдром. Может это и не беременность.

Я отошел на два шага. Такой новости я никак не ожидал. Доигрались детки с последней парты! Как же это у них получилось? Я усмехнулся, я представил, что было бы, если бы я сейчас вошел в домик и кратко объяснил им, что значит синдром Девы Марии. Вот была бы хохма! Но ведь им не до шуток. Особенно ей. Да и он, наш новоиспеченный Иосиф, наверное, уже наложил в штаны от страха. Я пошел по главной тропинке садика, я шел к выходу. Меня больше ничего не интересовало. Прощай, моя постыдная страсть, прощай, я к тебе не вернусь.

Во время каникул почти каждый вечер мы с Наташей проводили вместе. Мы ходили в кино, даже на бегали на танцы, в музей, на выставку. Я равнодушен к этому делу, но ей захотелось, и мы пошли. Днем мы, увязая ногами в песке, гуляли по берегу моря, бросали хлеб горластым, нахальным чайкам, отбегали от накатывающихся на нас волн и были очень счастливы. Оказывается, для этого нужно совсем немного.

Быть влюбленным и быть с влюбленной.

К сожалению, десятого ноября каникулы закончились, и снова началась школа. Я ревновал Наташу к Мишке, меня раздражало, что он сидит прямо позади нее.

- У меня с ним ничего больше нет, - сказала она, когда я явно проявил

признаки ревности.

- А было? - спросил я.

- Что было, то сплыло, - ответила она, - не ревнуй, у меня есть только ты.

Зима пришла незаметно. То, что я описал в самом начале, насчет садика и Димки со Светкой, произошло в самый первый день зимы. А пятого декабря... Пятого мы сачковали, как же, выходной, День Конституции. Хороший день.

В этот исторический день мы мельком виделись днем.

- Приходи к нам сегодня вечером, - сказала Наташа.

- К вам? Домой? Во сколько?

- К шести.

- А почему у тебя такой загадочный вид?

- Ничего не загадочный. Потом узнаешь.

- Ну, хорошо, к шести, так к шести.

Честно сказать - волновался. Мы все еще с детства побаивались ее отца. Его милицейская фуражка приводила пацанву в легкий трепет. Еще ничего не нашкодив, мы уже боялись его. И вот мне предстояла встреча с ним. Особо дрейфить вроде было нечего, но я волновался. А ее мама? Как она воспримет меня? Они народ состоятельный, а мы? Несмотря на все разглагольствования об отсутствии почвы для социального неравенства, мы все же чувствовали, что Наташа птичка иного полета.

Все оказалось проще. Я нажал кнопку звонка, дверь открыла Наташа, и я вошел. На ней был длинный, ниже колен, оранжевый халатик, в таком одеянии я никогда не видел ее прежде. Теперь она казалась какой-то совсем домашней. Ее русая коса была переброшена вперед, на грудь.

- Добрый вечер, - сказал я, украдкой заглядывая вглубь квартиры.

- Привет, - ответила она. - Заходи.

Я прошел в просторную прихожую и первым предметом, в который уперся мой взгляд, была форменная фуражка ее отца. Она лежала на специальной полочке, над всей остальной верхней одеждой. Как семейная реликвия.

- Раздевайся, разувайся, вот тапочки, проходи, - она говорила очень тихо.

- Кто-то спит? - спросил я, погружая ноги в мягкие, просторные чуни.

- Никто не спит, просто я одна дома, - ответила она.

Видимо, любой батон выглядел бы в эту минуту интеллектуальнее, чем я.

- Они на концерте, в честь Дня Конституции, - улыбнулась Наташа.