Эротические страницы из жизни Фролова

‒ Вообще-то никто. Это я так думаю. Из личных наблюдений. Я даже экспериментировала. С одним нашим учителем. Пока он прятался в стол своей мотней, я такой чепухи у доски наговорила, наши все чуть не ржали под парты, а он меня потом совершенно серьезно похвалил и высший балл выписал. Представляете? И еще было сегодня, самый свежий пример. В троллейбусе. Один кнок дострелялся глазами на мою попу так, что стал руками прикрывать бугор в штанах. И проехал свою остановку. А чего он вдруг у тебя мягким стал?

‒ Кровь в мозги возвращается, ‒ снова засмеялся отец.

‒ Давай назад. Нет, подожди, я сама.

Она вскочила, навесилась над ним своей промежностью и стала целовать губками своей изящной девочки его головку, придерживая ее носитель ласковыми пальчиками. И смотреть ему в лицо, словно ожидая, когда оно побледнеет от малокровия.

А его мальчик хоть и был мягковатым, но вполне дееспособным и, только почувствовав влажную теплую мякоть, тут же соскользнул в ямку и уперся кончиком в еще не раскрывшееся отверстие. И Светка сразу это ощутила, и стала и сама насаживаться, и его подправлять, слегка подталкивая в нужном направлении… пока он не проскользнул сквозь тугой, но скользкий обруч и не устремился в сочную, податливую глубину… А она сразу прикрыла глаза и стала хныкать, жалобно и сладострастно, и пальчики убрала, потому что он теперь шел почти беспрепятственно, несмотря на то, что оставался все еще мягким…

‒ О-о-о-й… мамочка родненькая моя… как прикольно… как прикольно…

И насадила себя губками до самого подножия.

‒ Ой, замри папочка. Не делай ничего. Слушай.

И он на самом деле услышал. Слабые, нежные, но очень четкие пожатия ее влагалища, два раза у самого входа, потом легкие подрагивания снизу, потом колечком в самой глубине…

‒ Слышишь? ‒ совсем тихим шепотом зашептала она, чтобы не спугнуть.

‒ Слышу, ‒ таким же шепотом ответил он.

‒ А сейчас?

‒ Тоже.

‒ Ты понимаешь?

‒ Да. Зовет в него мою кровь.

‒ А сейчас?

‒ Чтобы вверх. Чтобы приподнять ее.

‒ А теперь? Слышишь? Он отвечает, отвечает… а-х-х-х-х…

Она шумно вдруг выдохнула весь воздух из легких и вытянулась изогнутой спиною над ним, будто проколотая на все тело, до самой шеи…

‒ Витенька, Витенька… ‒ забеспокоилась вдруг Ирка, зачарованно наблюдавшая за их соитием. ‒ Не надо… не надо так напрягать… она же у нее маленькая… совсем детская… ты растянешь, порвешь ее…

‒ Мама… ‒ выдохнула ей Светка. ‒ Какую чепуху ты несешь… Я из тебя какою громадиной вылезла… а ты все равно… как юная… бестия… с тонкой… дырочкой…

И насела еще сильнее, беспросветно прижав губки к отцовым волосам. И заходилась над ним волнами своего тела, плотным обручем схватившись за его твердый корень и качая внутри себя маятником вместе с влагалищем взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед… от живота к позвоночнику, от позвоночника к животу…

А у него и правда в голове малокровие наступило. Будто он весь во влагалище дочери перелился. Всеми своими жизненными соками.

И Ирка замолчала, очарованная Светкиной грацией. А когда та как бы устала и опустилась грудью на отца, удивленно поинтересовалась:

‒ Где ты такому научилась?

‒ Я не училась. Папа так попросил. Точнее, не сам папа, а его… мой… мой мальчик-папчик.

И тут же очень строго глянула на маму:

‒ Только мне можно так его называть, поняла!

‒ Хорошо, только тебе, ‒ улыбнулась Иринка, мягко поцеловав ее плечо. ‒ Только тебе, обещаю.

И Светка успокоенно положила голову на плечо папе. А потом прошептала прямо в ухо, так чтобы мама не расслышала:

‒ Ты обещал меня сидя приколоть, помнишь? Я сейчас хочу. Только чтобы сначала. Нет, не надо, не сначала, а то мама скажет, что ее очередь. Не вынимай, прямо так встанем. Или ты уже хочешь маму?

А он в ушко ей:

‒ Давай маму немножко. А потом приколю.

‒ А как мы ее положим?

‒ Как ты скажешь.

‒ Тогда я ее сама поставлю. Покажу, как ты потом, в третий раз, меня. Только если она начнет брыкаться, подержишь, пока мы ее правильно выставим, хорошо?