Различные аналитики будут очень по-разному подходить к этому разделу. Некоторые из них, по-моему, будут строить свой подход на готовности, до некоторой степени или на данный момент идти за предполагаемыми или выражаемыми желаниями пациентки. Некоторые могут оправдывать менее жесткий подход как попытку восполнить некоторую нехватку или базисную потребность у пациентки, могут воспринимать это как важный шаг вперед. Но, по-моему, высказанные Фрейдом в 1915 году идеи, в том виде, как они преподносились, и его рассуждения в этом разделе столь же актуальны в наши дни, как и в то время. Из его требования, чтобы аналитик избегал побуждать пациентку вытеснять или отказываться от своих чувств, выросли другие результаты. Конечно, мы можем говорить, что этот момент базисно важен для психоанализа, но подчеркивание его значимости возникает, возможно, особенно в работе Биона (1963) в связи с понятием способности аналитика вмещать в себя чувства пациентки и посредством истолкования смягчать их, а затем в модифицированной форме возвращать пациентке, так же как мать нуждается во вмещении в себя чувств и тревог младенца. Без такой разновидности вмещения может не наступить чувствительность к пациентке и к тому, что происходит.
Я полагаю, что это именно то, что имеет в виду Фрейд, когда выступает в защиту того, что врач должен "крепко держаться любовного переноса, но относиться к нему как к чему-то нереальному..., которое должно помочь раскрыть сознанию больной самое сокровенное из ее любовной жизни... Пациентка... почувствует себя тогда достаточно уверенной, чтобы проявить все условия любви, все фантазии ее сексуальной тоски" (166). Это, несомненно, картина аналитика, который может вмещать в себя чувства пациентки, которая тогда ощущает себя в достаточной безопасности, чтобы в большей мере открыться.
И все же, по-моему, в данном месте статьи имеется проблема. Фрейд говорит о группе пациенток, у которых эротизация столь велика, что, по его мнению, с ними невозможно никакое продвижение в анализе. Но затем он начинает пытаться их убеждать — отмечает неразумность отношения пациентки, задается вопросом о том, действительно ли она влюблена во врача, и т.д. — и полагает, что используя такие аргументы и набравшись терпения, возможно преодолеть эту трудную ситуацию.
Представляется довольно странным подходом убеждать пациентку, чтобы в достаточной степени отговорить ее от присущего ей патологического отношения для продолжения анализа природы ее любви. Это представляется очень близким к морализаторскому отношению, от которого Фрейд столь твердо отрекся в более ранней части статьи, как если бы отыгрывание требований любви и сопутствующая ей провокация не являются сами по себе частью инфантильных корней любви пациентки, а являются такими вещами, от которых можно отговорить, прежде чем могут исследоваться их инфантильные корни. Или же Фрейд разрабатывал путь такой аргументации, потому что еще не был достаточно убежден в том, что здесь не выражаются глубоко деструктивные влечения, и поэтому пытался их обойти.
Есть еще одна неясность в обсуждении Фрейдом отличия между нормальной любовью и любовью в переносе. Неясно, думает ли он в последнем случае лишь об эротизированном типе или обо всех манифестациях любви в переносе. Он, по-видимому, считает, что вся любовь в переносе, будучи спровоцирована аналитической ситуацией, отсутствует в реальности и интенсифицируется; это отличается от представления о том, что пациент/пациентка привносит свои обычные жизненные конфликты, внутренние или внешние, во взаимоотношения с аналитиком. Или же он имеет в виду, что в нашей голове имеется модель нормальной любви и что то, что мы на самом деле видим у наших пациенток в анализе, является более примитивным, нереальным и слепым, чем та модель, которую мы сознательно или бессознательно имеем в виду. Я полагаю, что один аспект этого — то, что тип любви, который мы видим в переносе, является, с точки зрения пациентки, "подлинным" — это его или ее особенности любви. Ее проявление обострено близким контактом и тщательным исследованием аналитической ситуации. Вдобавок наши пациентки приходят к нам, какими бы ни были те симптомы, на которые они жалуются, потому что испытывают трудности во взаимоотношениях — и следовательно, в любви. С этой точки зрения, любви в переносе суждено показывать больше патологии и инфантильных черт — например, больше нарциссизма и всемогущества — и, поэтому, быть более нереальной, чем предполагает наше представление о "нормальной" любви.