Эротида

Бригадир не устоял от толиких учтивостей и такового уважения к его заслугам. Он усадил поручика и три часа сряду говорил убедительным языком о достоинстве прежней службы, как он храбрость, искусство и верность в различных акциях чрез знатные службы оказал и как он аккуратен был в обстоятельствах и околичностях службы, как исправен был в представлении начальству инвентариума, сиречь справной росписи об вверенном ему полку, амуниции и всяких чинов людей, как командовал в турецкую войну корволантом и т. д.

Терпеливо, очень терпеливо, как нельзя терпеливее слушает Г…ъ старика; а кому не нужны терпеливые слушатели?

Разговор продолжался о князе Таврическом. Современнику Екатерины, самовидцу чудес прошлого века, было о чем слово сказать; повесть длинная, бесконечная, в которой бригадир играл роли: капорала, каптенармуса, сержанта, вахмистра, прапорщика, капитана над вожами, капитан-поручика, секунд-майора и т. д.

Еще не был кончен рассказ, как вошел дворецкий, в сером французском кафтане до пят, и доложил, что «кушать, дескать, подали!»

Поручик знает приличия; встал, пристукнул шпора о шпору, прощается с хозяином; но бригадир удержал его обедать. Вышли в залу; явилась и Эротида. Бригадир не любил рекомендаций, но поручик пристукнул шпора о шпору, а Эротида присела, разрумянилась.

Бригадир уселся на своем обычном месте, в голове стола, по правую сторону посадил гостя, по левую села Эротида; прочие приборы были заняты домашними безгласными существами.

Бригадир продолжал свой рассказ, поручик внимательно слушал; но его взоры…

О, глаза ужасная вещь! особенно когда они, выходя из пределов своей обязанности — смотреть и видеть, вздумают говорить. Краткость, ясность, убеждение, сила, мысль, душа… и кому ж говорят они? — сердцу, этому чувствительному, малодушному поклоннику очей, ланит, уст, персей… этому бедному заключенному в мрачных недрах, этому сердцу, которое и от радости и от печали готово разбить всю грудь, готово выпрыгнуть на подставленную ладонь каждого хитреца, каждой плутовки в два аршина и два вершка ростом, у которой взор острее солнечного луча!..

Сколько раз Эротида покушалась рассмотреть пристальнее поручика; поднимает взор, а поручик поймает его и отразит таким взглядом, что Эротида душевно сердится, зачем сидит она и против окон и против поручика; сердится она и на лицо свое, которое то и дело загорается так, что ничем не потушишь.

Но обед кончен, рассказ кончен, ратафию поднесли, кофе подали, из-за стола встали. Поручик прищелкнул шпора о шпору, отцу поклон, дочери взор, прощается.

— Прощайте, прощайте, г. поручик, милости просим и вперед! — говорит бригадир, надевая колпак, признак, что его высокородие, а в случае особенного уважения, его превосходительство, тотчас после обеда любит соснуть.

Но г. поручик знает приличие; без особенного приглашения он уже не является в дом; только служебная необходимость по нескольку раз в день заставляет его галопировать мимо бригадирских палат.

Эротида нашла себе работу подле окна; в ней родилась охота к женским рукодельям, что-то шьет она в тамбур, верно подарок своего рукоделья папиньке в день имянин.

Поручик проезжает, кланяется так ловко, мило. Эротиде ли быть неучтивой, не отвечать на поклон?

Наступает день имянин бригадира. Поручик приглашен к обеденному столу. Он является так почтительно, так умно поздравляет его превосходительство со днем ангела. Нельзя не поздравить и дочери: этого требует приличие.

Роброны и миниатюрные чепчики на самой вершине огромной прически, основанной на войлоках и укрепленной булавками в поларшина величины, опасны и для отважного волокиты; но Г…ъ находит удобный случай сказать несколько слов Эротиде.

Что говорил он ей, что отвечала она ему, трудно, невозможно повторить. В русском языке на словах соблазн чувств еще не существует; почти до самого всемирного выражения «я вас люблю» уста молчаливы, глупы и рады, рады, что за них говорят очи.

Одно только умное и обдуманное сказал поручик:

— Я слыхал, вы охотницы ездить верхом.

— Я очень люблю верховую езду, — отвечала ему Эротида.

— Если б я был столько счастлив… (выражение, без которого нельзя обойтись), если б я мог сопутствовать вам в ваших прогулках…

— Эротида, Эротида! — раздалось из гостиной. И Эротида не успела отвечать: «Это было бы мне очень приятно».

Прошел день имянин, прошло несколько дней, во время которых, однако же, бригадир не скучает без поручика, хотя и некому было рассказывать «события прошедших дней, преданья старины глубокой». «Нет, — думал он, сам себе на уме, — знаю я эти кивера набекрень… тотчас приставят мазу!»

И бригадир продолжает свою обыкновенную жизнь, ездит с дочерью прогуливаться верхом, но без сопутника.

Он делал дело, и поручик также не забывал дела, только у Эротиды валилось дело из рук.