Эротика с аффектом

В московском кинобизнесе её долго не воспринимали, она жила на грани бедности, узнала все беды и унижения работы в массовках и безнадёжного ожидания, пока наконец не вытянула счастливый билет. Её, двадцатичетырёхлетнюю, игравшую в дипломном фильме выпускника ВГИКа, – шестнадцатилетнюю школьницу, увидел Ник Кржецкий, американский продюсер с русско-еврейскими корнями.

Он увёз её в Голливуд и снял в роли Нетты. Потом в Лос-Анжелесе она встретилась с Павлом Дёминым, усовершенствовавшим в Америке свои знания по банковскому делу. Они полюбили друг друга, именно полюбили: двадцатичетырёхлетняя артистка и двадцатишестилетний банкир. Ей не нужны были его деньги, ему – её слава. Любовь их была безрасчётной и сумасшедшей.

Они должны были пожениться через месяц. Его мама требовала полного обследования и… вот результат.

Оксану душили слёзы. На бегу она вытирала их рукой, машинально прижимая к себе другой рукой сумочку.

Нет, жизнь с ней обошлась круто, слишком круто даже по современным меркам. Она всегда была актрисой, ещё в детстве, живя на рабочей окраине, в «хрущёвке», она мечтала о кино, она всегда кого-то играла, была то Наташей Ростовой, то Катериной.

Во ВГИК она поступила благодаря дяде, довольно богатому человеку. И все. Больше ей никто не помогал: ни рублём, ни поддержкой – никак.

Она училась, подрабатывала, где придётся, жила впроголодь, бралась за всё, лишь бы одеться на уровне и выглядеть, как надо. Но до уровня она всё равно не могла дотянуться, куда там. И поэтому она всегда оставалась в массовках, – серая и незаметная тогда и признанная красавицей теперь.

Но почему именно сейчас, перед концом.

Почему? Почему в России талант меряется деньгами, связами, чем угодно, только не самим талантом. Почему?! Это неправильно, так не должно быть. Люди должны получить своё, то, что им причитается, а не куплено за грязные деньги. Успех должен прийти, когда он нужен, нужен, как воздух, как сама жизнь.

Но жизнь не любит бедность.

Даже Паша, её единственная всепоглощающая любовь, не посмотрел бы в её сторону, оставайся она по-прежнему нищей москвичкой и неудачницей. Все оставалось при ней: и рыжие волосы, и зелёные ведьмовские глаза, и белая, не поддающаяся загару кожа, и точёная фигура. И всё равно он бы не увидел её, даже если бы прошёл рядом. Может, он бы и переспал с ней, как с проституткой, а потом выкинул бы вон, забыв о её существовании.

Человека делают деньги, а потом всё остальное.

Поэтому она и ненавидела их: доллары, евро, рубли, все эти грязные бумажки, которые делали её глаза бездонными омутами, волосы – дикой пляской огня, тело – средоточием всех желаний, а дар – редкостным талантом, наконец замеченным, почитаемым и восхваляемым.

Она поехала в Америку за порцией дифирамбов, за признанием, за поклонением, а вернулась – умирать.

Как всё это было больно.

«Паша, любимый, – написала она тогда по электронной почте. – Я люблю тебя, милый, но мы не можем быть вместе. У меня скоротечная неизлечимая лейкемия, мне противопоказан секс, – врала она. – Врачи сказали, что я могу умереть прямо в постели. Представляешь, какой для тебя это будет удар. Прости, милый, найди себе другую девушку, их сейчас полно: рыжих, зеленоглазых длинноногих ведьм, которые способны околдовать любого мужчину. Меня не ищи, я уезжаю далеко-далеко. И если мы когда-нибудь случайно встретимся, это будет разочарованием для обоих. Всё в нашей любви кончено. Забудь про меня и прощай».

Она знала точно, от кого заразилась. Потому что это была её единственная измена. И такое наказание. К огромному счастью, после этого, близости с Павлом у неё не было.

Уйдя в свои мысли, она быстро, почти бегом, шла по мокрому асфальту. С обеих сторон тянулись ряды акаций. Порывы ветра срывали с оголённых ветвей оставшиеся багряные листья и швыряли их на почерневший асфальт под ноги, прямо в лужи и грязь. Но она не замечала ничего. Плачущий мир застилали её слезы, и они ничем не отличались от дождинок, мочивших её и без того мокрое лицо.

Она шла, спеша в никуда, потому что у неё не было цели, не было даже смысла идти этой аллеей. Она просто шла и радовалась безлюдью, пока её не схватили сзади, и крепкая мужская рука зажала ей рот.

– Что… – хотела сказать она, но рука ещё крепче сжала её лицо, мешая дышать.

Было мрачно и холодно, и редкие фонари освещали плачущий дождём воздух, чёрный блестевший лужами асфальт и унылые голые стволы.

Другая рука обхватила женщину поперёк груди и её потащили в мокрые кусты.

Оказавшись в ещё большем мраке, Оксана отчаянно рванулась, поскальзываясь на слизкой чёрной грязи.

– Я вас не задушил? – невнятным шёпотом спросил мужчина, склоняясь над ней и слегка отпуская рот. – Осторожно, вы можете упасть. И тогда испачкаетесь.

Оксана шумно вздохнула, но не закричала, а удивлённо пыталась рассмотреть склонившееся над ней лицо с бегающими глазами, блестевшими из-под низко надвинутого козырька утеплённой кепки.

– Потерпите немного. Просто кричите, ну.

Мужчина нервно и неумело рванул на ней молнию куртки.

– Вы кто? – машинально Оксана помогала ему.

– Не важно. Что же вы не кричите?