Эротика с аффектом

– Надо же… И откуда такие глубокие познания? – иронично изогнута бровь и лукавые смешинки в глазах.

– Из исторических источников, – холодно отрезала она, словно обидевшись за весь женский пол, и начала быстро стучать по клавишам ноута.

Маркиз Огюст де Сент-Ивз любил женщин. Юных девственниц и милых вдовушек, дам полусвета и актрис кордебалета, благородных леди и простолюдинок. Он любил их всех. Он наслаждался ими, а они отвечали ему взаимностью. 35 лет от роду, хорош собой, высокого роста, атлетического телосложения, он имел к тому же приятный нрав, и был баснословно богат.

Появились первые строчки. Девушки прикусила губу и в задумчивости оглянулась на своего соавтора, словно спрашивая, – что дальше.

Он усмехнулся, придвинул к себе ноутбук, и пальцы быстро забегали по клаве.

Мадемуазель Нинуш была одной из самых дорогих девочек заведения мадам Кокнар. Она пользовалась личным расположением мадам, имела возможность обслуживать только тех клиентов, которые ей импонировали, и могла сказать «нет», если по тем или иным причинам не хотела выходить к гостям или к какому-то определённому мужчине.

– О, как, – она заглянула в текст ему через плечо, подавив смешок на фамилии мадам, – и теперь они встретятся, и она ему откажет.

– Почему откажет? А как же эротика?

– Потому что, если сказал «а», надо говорить «б», ты же сам написал – могла не выходить – значит, должна не выйти. И потом, чем дольше он её будет добиваться, тем более страстно у них всё получится, – закончила она, рассмеявшись, – мужчина же по натуре охотник, ему нравится, когда дичь сопротивляется.

При слове дичь он поперхнулся кофе, который преспокойно пил из её чашки, совершенно резонно решив, что дальше писать – её очередь.

– Не, ну ты сказала – дичь. Надо же так назвать… Я что-то пропустил? Ты, оказывается, так хорошо знаешь мужскую натуру… В тихом омуте… – он не успел закончить фразу – пришлось спешно уворачиваться от книги, которой все-таки попало по плечу.

– Откуда, откуда, а то сам не знаешь, от старшего брата, естественно, тебе-то я сразу сдалась, – она улыбнулась, вспоминая.

«Он появился на их курсе прошлой весной – перевёлся с заочного, и, едва увидев эти карие смеющиеся глаза, небольшую аристократическую бородку и услышав мягкий с лёгкой хрипотцой голос, она утонула, поплыла, размякла, потеряла рассудок, иначе как можно объяснить, что в тот же вечер он уже по-хозяйски распоряжался на её кухне (родители очень вовремя отчалили в санаторий) и в её спальне…»

– Это кто ещё кому сдался, – ворвался в её воспоминания лукавый голос.

– Что-о-о? Скажи ещё, что я тебя – бедного, несчастного мальчика – совратила, изнасиловала и лишила девственности, – встав на стул на одно колено, она потянулась, взяла лицо парня в ладони и внимательно посмотрела в глаза. Они смеялись… – Да ну тебя, попыталась убрать руки, но была схвачена за запястья.

– Стой, куда, – он тоже вскочил, опрокидывая стул и подходя в ней вплотную. – Я пошутил, – глаза смотрели виновато, – извини.

Она хотела ответить какой-нибудь колкостью – они частенько подначивали друг друга, но потом просто поднялась на цыпочки и поцеловала его.

Не прекращая поцелуя, он подхватил девушку на руки и переместился вместе с ней на диван.

«Так мы никогда ничего не напишем», – мысль промелькнула и исчезла, потому что отстраняться не было ни сил, ни желания. Её пальцы потянулись к пуговицам его рубашки, расстёгивая их, его руки блуждали под её футболкой, гладили, ласкали, вызывая желание прижаться ближе, томление и трепет внизу живота.

«Salut, c'est encore moi. Salut, comment tu vas? Le temps m'a paru tres long Loin de la maison j'ai pense a toi.» – неожиданно раздалось где-то у неё за спиной. «Да чтоб тебя, вот уж некстати», – потянулась рукой сбросить вызов, но нечаянно нажала не на ту кнопку.

– Привет, как дела, кончай дома сидеть, – прокричал весёлый девичий голос на всю комнату.

– Привет, я занята, – она хотела, как можно быстрее закончить разговор.

– Так творческий день же, я думала погулять, – не унималась подружка.

– Творческий не значит – выходной, я пишу… рассказ… по мастерству, – она говорила отрывисто и сердито, давая понять, что некогда, не вовремя и вообще – занята.

– Рассказ? Какой рассказ? Ах, расска-а-а-аз. Ну да, ну да, – захихикали в трубке. – Теперь это так называется.