Эротоэнциклопедия

Мой будущий папа отвел машину на базу. Прокрался в храм. Сел на ступеньки за алтарем. Ночь была жаркая. Музицировали сверчки. На рассвете он задремал. Проснулся от звука гонга. Было девять утра.

Мой будущий папа решился. Раздвинул двери, снял ботинки, вскарабкался по шатким ступенькам. На гвозде висело платье моей будущей преданной мамы. На плитке стояла кастрюлька с остатками риса. Моего будущего папу охватило отчаяние. Он послонялся вокруг дома. Поплелся на кладбище. Стал подниматься в гору. Тропка петляла между могилами: она вела на вершину холма. Там стояла пагода. Я знаю эту дорогу.

Протесты были тщетны: мой день рождения в Киото всегда праздновался одинаково. Моя преданная мама будила меня ранним утром. На троллейбусе мы ехали на другой конец города: в храм Мисимы. Он был заброшенный и некрасивый. Моя преданная мама не питала симпатии к синтоизму. Я презирала религию националистов. Ежегодный ритуал доводил меня до исступления. Моя преданная мама вела себя абсурдно: словно гейша в феодальной Японии. Она била поклоны перед грязным зеркальцем, ударяла в гонг. Потом тащила меня на гору: к пагоде.

Мой папа любит об этом вспоминать. Он говорит медленно: тихим вдохновенным голосом. То отводит от меня взгляд. То снова смотрит прямо в глаза. Я знаю: он меня не видит. Перед ним то воскресное утро. Перед моими глазами тоже прокручивается старый фильм. Столько летя терпеть его не могла. Теперь он трогает меня до слез. Мой будущий папа еще не знает: под пагодой стоит скамейка. На скамейке сидит моя будущая преданная мама. Читает сонеты Шекспира.

Мой будущий папа отыскал мою будущую преданную маму в ее самом любимом месте. Со скамейки под пагодой открывается красивейший вид на буддийский храм Киёмидзудера. Там кончается Киото, начинаются леса. В них меня зачали на исходе воскресенья. По моей просьбе Анн описала этот вечер.

«Когда они выходили из леса, Юрико шепнула Роберту: “Вот филигранная пагода и огромный Киёмидзу. Видишь? Лодочка встретилась с броненосцем, мчащимся на всех парах. Пересекаются два пути. Наша судьба свершилась”. — Над черной крышей Киёмидзу поднималась луна».

Почему они не остались вместе? Моя будущая преданная мама боялась США. Мой будущий папа боялся жизни в Японии: ему хотелось убежать от той секунды как можно дальше. Я проходила в школе: в то утро видимость была нулевой. Нагасаки скрылся в густом мареве тумана. Мой будущий папа прилетел из Гуама. Топливо у него было рассчитано до минуты. Он уже хотел лететь обратно. И тут в облаках открылся просвет: туда он и сбросил бомбу. Она упала на наш собор: самый большой христианский храм Восточной Азии.

Мой будущий папа получил приказ возвращаться в Штаты за три месяца до моего рождения. В панике он бросился к моей будущей преданной маме. Чердак оказался пуст. Она уехала, не сказав ни слова. Не оставила адреса. Моего папу разыскала через Красный Крест в 1977 году. Она написала: «Твоей дочери скоро исполнится тридцать лет. У нее выдающиеся способности. Она работает в Токийском университете. Прекрасно говорит по-английски. Могла бы преподавать в университете в США».

Мой папа и моя дорогая госпожа доктор уговаривают меня вернуться в университет. Я знаю: туда я не вернусь никогда. Доктор Инуэ Юки умерла. Безумная исследовательница ментальности гейш истекла кровью в Центральном парке.

В больнице Белсайз вновь появилась на свет Юки И. Она будет художницей: как Кэрол. Художницей памяти, страдания. Невыносимой боли. Юки И покажет: так падает красный снег. Так падает маленькая бомба. Так кружат лепестки: кровавые, ржавые, розовые. Так пересекаются пути в океане. Из Вильно в Токио. Из Гуама в Нагасаки. Из Нагасаки в Киото. Из Киото на Аляску. Из Токио на Манхэттен. Из Манхэттена в Киото. Пути XX века: извилистые, головоломные. Юки И помнит всё. Всё хочет начать сначала. Всё хочет связать.

Мой папа просит: дочка, полетим вместе в Киото. Когда-нибудь я полечу: в гости. Мы вместе отправимся на юг. Я покажу моему папе буддийские монастыри в Нагасаки. Между красными колоннами вздуваются цветные занавеси. Ветер лепит из них шелковые воздушные скульптуры. Листочки с предсказаниями шелестят на веточках сакаки. Там в большом котле варили рис для обожженных. По другую сторону залива город не был разрушен до основания. Может, увидев его, папа станет меньше страдать.

Для Юки И Нью-Йорк — идеальное место: здесь много родственных душ. Недавно я познакомилась с агентом Анн: Малагой и ее подругой. Это пара, какой мне хотелось быть с Тоши: неразлучной, до гроба. Единственная их мечта, пока неосуществимая, — собственный ребенок. О связи с мужчиной не может быть и речи. Возможно, когда-нибудь они решатся на искусственное осеменение.