Я последовал совету отца месяцем ранее и все-таки побрился. И стал делать это регулярно. Решил не отпускать бороду, дабы не шокировать бизнесменов серьезного уровня своим хипстерским видом. Каждый день я непременно надевал свежую сорочку с идеальной стойкой воротника и запонками. Они стали неотъемлемым атрибутом моей будничной жизни в столице. Раньше я не уделял образу столько времени, но сейчас я был это делать обязан. И, вставляя запонки в одежду, я ухмылялся. Наконец-то я понял маниакальную суть некоторых товарищей выглядеть превосходно. В этом был тонкий ход пустить пыль в глаза. Представить другим себя такого, какого нужно. И, конечно, часы… Я и раньше обожал их, но теперь я мог сказать точно, что я в них стал разбираться.
Последние подаренные отцом часы, как подарок на Новый год, были самыми любимыми. Я и сегодня надел их, чтобы отец непременно это заметил и с особой гордостью улыбался, представляя меня своим сыном всем своим партнерам и друзьям.
Сегодня я нравился сам себе особенно. Я чувствовал себя на высоте. И пусть я работал в серьезном бизнесе всего ничего, но это мне не мешало легко поддерживать разговоры и даже вносить свои колкие шутки и замечания. Я отчетливо видел, что отцу нравилось это. Он не стыдился меня – человека, не имеющего никакого образования помимо девяти классов школы.
– Тебе здесь нравится? – спросил он, стоя слегка поодаль от меня с бокалом в руке.
– Да! Очень нравится!
Я отвечал отцу, не отрываясь от шикарного вида столицы через панорамное стекло одного из бизнес-небоскребов.
– Чтобы это иметь, нужно много работать.
Сегодня Шеф был как никогда в хорошем настроении. Я видел, что он счастлив. Наконец он имел все то, о чем мечтал: серьезный бизнес без криминала, и сына, который полностью соответствует его представлениям.
После этого было еще море разговоров о бизнесе, о деньгах, о влиянии. От этого очень болела голова. Но нервное напряжение снимали холеные панорамные стекла. В них я отражался именно таким, каким я себя и видел в детских мечтах: в дорогом хорошем костюме, с серьезными планами на жизнь. Несмотря на то, что сердце все еще скулило от больной любви и от состояния брошенного мужчины, я был уверен, что переживу это намного проще, сидя в роскошном кабинете по шею в работе, нежели валяясь дома, как раньше, приговоренный к тотальному одиночеству, под наркотой.
Налюбовавшись вдоволь своим отражением, я поспешил выйти в коридор. В нем меня уже давно дожидалась огромная ваза с цветами, как образ сочной волнующей воображение женщины, которой я подмигнул, еще когда только пересек порог мероприятия, вальяжно вынырнув из лифта. Манящие несказанной красоты цветы уже давно меня дожидались. Казавшиеся со стороны ненастоящими, фарфоровыми и слишком красивыми в нежно-бежевых тонах, они все-таки оказались живыми, отдав разом мощный упоительный аромат, как только я подошел к ним ближе.
– Как давно я не наслаждался красотой прекрасного. Любимые… – прошептал я цветам, дотронувшись до одной из них.
Сзади послышалось чье-то дыхание. Я замер. Тотчас же посмотрел на стекло окна. В отражении я сразу узнал человека. Худой мужчина, но абсолютно не слабый, жилистый. И сильно впалые щеки на узком лице, на которых тень, изрядно поглумившись, сделала черные дыры в отражении.
– Здра-авствуй! – протянул я, расплывшись в улыбке.
– Приветствую тебя. Отлично выглядишь! Я рад тебя встретить! – он спешно протянул руку, а потом добавил. – Отличные часы! Когда-нибудь и у меня будут такие же.
Петр Смоловский поднял вверх указательный палец, словно сделал себе зарубку, и поспешил к лифту.
– Уже убегаешь?
– Работа такая!
– Подожди!
Я снял с себя часы и протянул ему.
– Возьми. Пусть это будет моим подарком тебе. Я хочу отблагодарить тебя за многое. Это от души.
– Кажется, не все мои подгоны получились удачны. И… Это неожиданно! – сдержанно сказал он, нахмурив брови. – Они, наверное, дорогие, Рустем.
– Бери.
– Спасибо, – и он сразу же надел их на себя. – Но тебе они шли больше! – Петр нырнул в лифт.
Я вновь подошел к вазе с цветами, уже облегченный на часы. Они, как и прежде, стояли в полутени и лили свой нежный аромат – кремово-белые розы с сотней густых лепестков. Я не мог надышаться ими.
– Цветы? Не удивлен. Ты и тут их нашел!
– Нашел.
– Что же в них особенного? А помнишь вино? Мы с тобой как-то пили твое любимое. Ты говорил, что оно особенное. Так в чем его секрет? Расскажешь сейчас?