- Нет, наставник, - Икатан опустила голову, выражая свое раскаяние, и засмотрелась на то, как прыгают воробьи своими крохотными пружинящими лапками по земле в поисках семян и крошек, и как ловко поворачивая голову, замечают все вокруг, безошибочно угадывая того, кто готов их накормить и приближаясь к нему на безопасное расстояние.
- Ты не слушаешь меня, - вздохнул Синглаф, - я никогда не понимал, как быстро ты подпадаешь под очарование мира. Иногда мне кажется, что лишь Творец, создавая его, мог быть также очарован. И тогда я ощущаю, что никогда не смогу тебя понять.
- Прости, Синглаф, - очнулась она, глядя в его глаза цвета хмурого предгрозового неба. Он был по-особому красив: помимо внешности, в ее наставнике была незримая глубина и мудрость, и он ближе других стоял к Творцу.
Сингаф вздохнул, так и не поняв ее взгляда.
- Возвращайся, - сказал он, - нам надо поговорить о чем-то более серьезном, чем земные труды.
- Хорошо, - кивнула Икатан, и Синглаф растворился. Вокруг вновь были лишь люди, птицы, улицы города и звуки-звуки, бесконечный поток звуков, которых не было на небесах, где царил мир и покой. Суматоха утомляла братьев, для нее же - она была музыкой этого мира, его звучанием, неотъемлемой частью, а небеса иногда казались чересчур неживыми, идеальными. Икатан ужаснулась своей последней мысли. “Кто же я?” - вновь прозвучал в голове вопрос, и на него все также не нашлось ответа.
- Деточка, скажи, где тут аптека? - неожиданно спросила подошедшая старушка, заглядывая Икатан в лицо и взявшись за рукав ее пальто.
- Вон, на углу, - отозвалась девушка, а на душе по-прежнему было неспокойно от промелькнувшей мысли.
- Спасибо, деточка, совсем уж глаза слабые стали, в трех метрах не вижу ничего, - отозвалась бабуля, продолжая цепляться за ее руку. - Ох, смотрю сердце-то у тебя не на месте, - вздохнула старушка, то ли угадав случайно, то ли проникнув каким-то чудом в самую суть Икатан.
- Почему вы так решили? - мягко спросила девушка, бережно ведя ее к аптеке.
- Так пожила я уже, видела всяко, - прокряхтела рядом бабушка, тяжело переставляя ноги. - И как зовут его?
- Кого? - удивилась Икатан.
- Друга твоего сердечного.
Девушка задумалась. И на ум ей не приходило ничего, кроме имени Синглафа, но он не был ее сердечным другом, он был одновременно и кем-то большим и никем. Как объяснить пожилому человеку, что они такое?
- Что, сама еще не решила? - тем временем продолжала старушка, лукаво улыбаясь. - Вон ветер сметает листья с деревьев, холод подступает со всех сторон. А ты тут стоишь, держишь старуху немощную за руку. А кого б хотела держать?
- Ни… - раскрылись губы Икатан и замерли. - Никого, - закончила она, но ощутила в окончании что-то неверное, неправильное. - Все так, как и д’олжно, - продолжила она фразой, которую десятки раз слышала от Синглафа.
- Уж и не знаю, кто тебе голову так заморочил, - посетовала бабушка, - только не так это. Есть у тебя кто-то, кого выбрало сердце. Даже если ты еще и не поняла.
- Вот аптека, - прошептала сбитая с толку Икатан, опуская руку и разрывая их контакт.
- Да? Ох, спасибо, - запричитала та, - я бы ее еще полдня искала. - И стала тихонько подыматься по ступенькам вверх.
Икатан была не на шутку встревожена, впервые. Старая женщина смогла отыскать ключ к ее тайне. Теперь она поняла, что кто-то внутри нее знал ответы на ее вопросы, знал то, что не давало ей покоя. Кто-то совсем незнакомый, и возможно не только ей, но и ее братьям, кто-то, для кого ее имя и труды не значили ничего.
- Ох, - вздохнула она эхом старушке, и приложила руку к груди там, где у людей было сердце. Оно болело и билось, ей показалось, что билось, она слышала стук под своими пальцами. А глаза стало резать, словно в них попали осколки. Призвав мир и покой своего дома в свидетели, Икатан взяла себя в руки, еще раз бросила прощальный взгляд на наступающую осень и стала растворяться в воздухе, возвращаясь обратно.
2
Синглаф ходил из стороны в сторону, свет снопами вырывался из его тела, ослепляя глаза. Но Икатан никогда их не отводила и не закрывала, зная, что смотреть могут только достойные. И пусть она пока не была лучшей из них, но не хотела отказываться от надежды стать таковой однажды. Только вот никогда прежде она еще не видела наставника в таком настроении. Если бы он был обычным человеком, она бы решила, что он нервничает.
- Я не могу отправить больше никого, - наконец, произнес он. - Это их погубит, понимаешь? Не оттого, что они не хотят, но для них это хуже пытки, хуже… - он замолчал, подбирая слова.
- О чем ты говоришь, Синглаф? - Ее глаза спокойно изучали его лицо, радуясь тому, что они снова были рядом, вместе, наедине и дома. Этого сочетания было достаточно для того, чтобы она забыла обо всех своих сомнениях и печалях. Синглаф действовал на нее, как она на людей там, на земле.
- Я говорю о повелении, которое нужно исполнить.
- Конечно, я исполню, - отозвалась она с улыбкой, не понимая причин его столь тяжких сомнений и колебаний. - Мне хорошо на земле, и вовсе не в тягость.