Ерунда

– Как чисто ни мойся, – произнесла, помнится, приговор ее гениальная по части хозяйства мама, – а от вчерашней одежды хочешь, не хочешь, а – припахивает.

И Лидия определенно чувствовала, что да, припахивает, и стирала, а потом еще и гладила к вечеру как раз высохшую вчерашнюю порцию.

Как и всегда, сегодня, идя домой, она думала о том, что предстоит еще длинный изнурительный вечер дома, но когда вошла и скинула плащ, то вдруг поняла: она ничего делать не станет. Она сейчас пойдет и ляжет. Спать. Потому что перед глазами все плывет.

Не сказав никому ни слова, Лидия почти моментально сбросила одежду, наскоро ополоснула лицо и с удовольствием растянулась под одеялом. Она закрыла глаза, намереваясь уплыть в приятной дреме туда, где нет никаких волнений и печалей, но, как только вокруг не осталось ничего, кроме нее, Лидии, и принадлежащего ей тела, то внимание снова сфокусировалось на болезненной пульсации в ноге: ра-аз… – раз-два-три… Эти толчки разрывали дремоту, не позволяли думать ни о чем, кроме злосчастной ноги, и Лидия начала метаться по постели, пристраивая больную ногу и так, и этак. Но ни тесно прижатая к матрацу, ни свободно покоящаяся на подложенной подушке, нога не переставала болеть, и скоро для Лидии вообще ничего не осталось в мире, кроме приливов боли. К этому прибавилась почти дурнота от желания спать – и невозможности заснуть…

– Просто пытка какая-то… – шептала, ворочаясь, страдалица. – Неужели что-то серьезное?

В дверь для проформы легко стукнули, и явилась дочка Ася, грызя неизменное яблоко: она и часа не могла прожить без яблока.

– Лежи-ишь?! А ужин? – такова была ее непосредственная реакция.

– Вместо «А ужин?» я бы спросила: «Что с тобой?»! – резко крикнула озверевшая к тому времени Лидия.

– А что с тобой? – хрустко откусила фрукт дочь.

– Нога болит.

– Ушиблась? – жуя, спросила Ася; у нее вышло «уфыблась».

– Может быть, – уклонилась Лидия. – Так что ужин сегодня тебе готовить. В холодильнике все есть, разберись уж…

– Здрасьте! – оскорбилась Ася и немедленно исчезла, не посмев хлопнуть дверью, но весьма шумно закрыв ее.

Только тут впервые за день Лидия вспомнила, что ее дочь в это воскресенье выходит замуж. В воскресенье. А сегодня – среда.

Училась Ася плохо, отличаясь исключительной, патологической ленью. Еще до того, как она окончила школу, всем стало ясно, что никакой институт ей не светит никогда. Но Ася и не расстроилась, случайно поступила в медицинский колледж и теперь через пень колоду училась на фельдшера. Лидия не очень горевала по этому поводу: не найдя в дочке никаких талантов, мать видела ее теперь просто счастливой женщиной в уютном доме, под крылом заботливого ответственного мужа, в окружении румяных толстеньких деток. Не в дипломе счастье. А если уж начистоту, то в дипломе, как раз, и горе: сколько примеров того, как заброшенный муж и сам бросал жену, слишком углубленную в любимую работу или научную карьеру! Асеньке не во что будет особенно углубляться, кроме собственной семьи, а стало быть, шансов на удачный брак у нее куда больше, чем у любого кандидата наук. Но этот жених ее, Борик… С кем угодно могла представить себе Лидия счастье дочери – но только не с этим бритоголовым качком – «пальцы веером». Хотя Ася и говорила матери, что Борик – бизнесмен, оттого имеет такие большие деньги, но с каждым днем Лидии становилось все понятнее, что дочь собралась замуж за обыкновенного бандита, по которому тюрьма плачет, и который непременно там скоро окажется, если его не подстрелят раньше свои же. Она деятельно препятствовала этому нелепому браку до сегодняшнего дня, но сейчас, когда за Асей захлопнулась дверь, вдруг зло подумала: «А и выходи за кого хочешь! Сама потом локти кусать будешь! Дура!».