- Лыбится. Грит: "На колдуна где залезешь, там и слезешь. И великим счастьем будет, если целый".
- А говоришь, с уважением.
- Каков вопрос, таков ответ, - пожал плечами подьячий.
- Ладно, - после короткой паузы как бы подвёл итог этой части разговора боярин. - Что там у тебя о его друзьях-товарищах?
- Се Ивашко Васюринский и, Господи прости, Срачкороб.
- О Васюринском ты, вроде, начинал сказывать?
- Да, боярин-князь Иван Борисович, есть у него огромный, черный как смоль и быстрый как ветер, злобный яко ехидна и умный не по-лошадиному жеребец. Редкостной красоты аргамак. Говорят, не простой это конь, а, Господи прости за осквернение уст и слуха боярского, чёрт в конском облике.
В те времена поминать вслух чертей и бесов считалось опасным и богопротивным делом, обычно их называли иносказательно, однако, говоря о характерниках, подьячий вынужден был от иносказаний отказаться, из-за чего его доклад со стороны мог показаться совместной молитвой. Налагая на себя крестное знамя, собеседники как бы защищались от происков слуг Сатаны. Боярину ещё пару раз и полу шубы при этом пришлось откидывать, от резких движений правой руки они запахивались, на лбу у него появились капли пота.
- Господи ты Боже мой!.. Чего только людишки не измыслят. Оседлать нечистую силу... скажешь, и он молельник и постник?
- Насчёт постник... не знаю, а что молельник, так точно. Там, на юге, чуть не все монастыри объездил, каждый раз с богатыми дарами.
- И слуга Врага рода человеческого под седлом ему Господу поклоняться не мешает? Он, Ивашка этот, из каких?
- Мелкопоместный шляхтич. Смолоду в черкасы ушёл, до куренного быстро дослужился, это...
- Знаю.
- Недавно, правда, дали ему под начало с два десятка каторг, однако он с начальствованием над ними не справился, гетман его оттудова изгнал, хорошо, не повесил за урон. Сейчас опять куренной, черкасы Ивашку любят, в его честь курень в Васюринский переименовали.
- Что истинно православный и за веру кровь проливает, хорошо. А что с нечистой силой водится... так с него за это бог спросит. Вот мы о Москале-чародее говорили. А он к чему чёрта приставил? Тоже под седло определил?
- Нет, боярин-князь. Он куда большую пользу, как говорят, от нечистой силы получил. Знания.
Черкасский откинулся на высокую спинку и внимательно посмотрел на подьячего, машинально теребя свою роскошную чёрную, с проседью бороду.
- Хм... знания, говоришь? И какие? Неужто он может предсказать, что завтра или потом случится?
- Не гневайся боярин-князь, не ведаю сего. Однако большая часть скасок говорит, что прорицать он не могёт, зато ведает, как разное оружье можно улучшить.
- Оружье?.. Хм... думаешь, это он измыслил новые пушки, что нам гетман прислал, виду неказистого, однако на удивление лёгкие, для стрельбы удобные? И пули мы теперь льём не старого образца, а новые, куда дальше летящие. Стрельцы не нахвалятся.
- Да, боярин-князь Иван Борисович, говорят, он их измыслил. И многое другое, зажигалки, например, лампу эту, - Василий кивнул в сторону керосиновой лампы, - зеркала на ранее сугубо разбойном Дону начали лить, большие стёкла оконные...
- Я ж и говорю, ПОЛЕЗНЫМ ЗДЕСЬ, В МОСКВЕ, может быть. А там, среди разбойников-казаков, от него ВРЕДА БОЛЬШЕ, чем пользы. Вот и подумай, как дело поправить.
- Слушаюсь, боярин-князь! Только... нелёгкое это дело... и от спешки скорее ещё больше вреда будет... - подьячий, хоть и стоял перед сидящим вельможей, умудрился посмотреть на него снизу вверх.
- А тебя никто и не гонит. Пока. Но и не тяни. Когда надумаешь, мне скажешь, сам ничего не предпринимай. Прав ты... сомнительное дело, нелегкое.
Иванов молча склонился в поясном поклоне.
- Что о третьем колдуне собрал? Приличное имя у него есть?
- Как не быть? При крещении наречен Ефимием. Происхождения знатного, из Кантемиров...
- Что, из тех самых?
- Да, боярин-князь, внук казнённого султаном в позапрошлом годе силистрийского паши, лютого ворога христианской веры.
- Да... не в деда внук пошёл. А с чего имя такое, что и выговорить-то противно?
- Осмелюсь возразить. Хоть внук и христианство принял, пошёл он не в никому не ведомого отца, а именно в деда. Его и прозвали так срамно за любовь к шуткам, от которых на людей медвежья болезнь нападает.
- Неужто прям-таки...
- Да, боярин-князь. Именно в свои шаровары и обделываются. И не детишки малые. Казаки, татарва, турки... в том числе и знаменитые разбышаки. А их испугать - нелегкое дело. Сами кого хочешь до родимчика доведут.
- Как же его за такое насмерть не убили? - не смог скрыть удивления Черкасский.
- Били, боярин-князь, били смертным боем, и не раз или два. Только он поваляется немного, отойдёт от побоев и опять за старое принимается.
- С нечистой силой тоже знается?
- Хм... эээ... и не знаю, как сказать.
- Вот что знаешь, то и говори.
- Хм... сказывают, что она с ним не желает теперь знаться. Совсем.
Боярин помолчал, переваривая услышанное, однако, хоть был недюжинного ума, с этой задачей не справился.
- А ну-ка подобнее, почему это слуги врага рода человеческого не хотят знаться с грешником? Он ведь грешник?