Есения. Две души

– Торопитесь вы, Василий Андреевич, – заметила я, сидя подле него на веранде, куда служанка подала чай. – К чему такая спешка? Не к добру это.

– Полноте вам, Есения, хмуриться. Знаете, я человек деловой, мне в селении долго находиться не пристало. Фабрика без хозяина работать не может.

– Что же брат ваш, Петр Андреевич, не подсобит разве?

– Ах, Есения, краса ненаглядная, не понимаете вы ничего в производстве. Одному никак не управиться. Да, что ж я буду вашу головку чудную забивать скучными беседами. Оставьте это мужчинам.

Как ни пыталась я, но вывести на разговор Василия Андреевича об истинной причине спешки не получалось. Папенька и слышать не желал о тревогах дочери, отмахивался и говорил, что девицы перед свадьбой робеют.

Я смирилась, но с каждым днем угасала и боялась собственных мыслей. Вечерами долго молилась, но ночь заставала врасплох, наполняя страхом. Я украдкой замечала, как Василий Андреевич бросал на меня настороженный взор, но стоило встретиться взглядом, как он преображался, становился вновь милым и обаятельным.

Свадьбу решили отгулять тут же, у батюшки. Василий Андреевич хвалил сельский простор и упросил Захара Платоновича перед отъездом в город организовать охоту на зайцев. Папенька и рад стараться, всячески угождая молодому зятю. А уж приданное для дочери нахваливал!

– Видишь, Василий, поля широкие? До самой речки ваши будут, коль помру я. Не оставлю дочь без гроша, помяни мое слово!

– Что же это вы, папенька, о смерти заговорили? – охнула я и перекрестилась.

– Не бойся, Есения, я – мужик крепкий! Но мне спокойнее, что ты замуж выходишь, не одна останешься в случае беды.

– Папенька!

– Да, полно тебе, раскричалась, – рассмеялся отец, а Василий Андреевич молчал, только глаза прищуривал и поглядывал сквозь густые ресницы.

Чуяла как смерть рядом ходила, путами опоясывала. В ночь перед венчанием я глаз не сомкнула: страх обуял. Не понимала я, что пугает, чего боюсь. Замуж выходила не по принуждению. Жених ладный да завидный. Торопил меня, но Василий Андреевич – человек дела, в город спешил. Оставлять красу ненаглядную опасался:

– Уведут тебя, Есения! Глазом моргнуть не успею, как сваты на пороге появятся, едва я в город отлучусь.

Льстили слова его, но на душе неспокойно. С первыми проблесками рассвета перед свадьбой уставшее тело сдалось, разум затуманился, и я провалилась в сон.

***

Серая громада города устремлялась в беспросветное тяжелое небо. По мостовым мчались экипажи, мимо сновали безликие прохожие. Они задевали меня, но не замечали, словно я ничто в этом мире, песчинка в бескрайнем море.

Я остановилась посреди улицы, потерянная и одинокая. Куда идти? Кому я нужна? Где мой дом? Сердце сжалось от тоски и печали, от безысходности и непонимания. Людской поток подобен серой бурлящей воде. Я затерялась в нем. Надолго ли?

Свернула в подворотню, прислонилась к холодному камню стены. Запрокинула голову и до крови прикусила губу. За что? В чем вина моя? Ухватиться бы за мысль, но она ускользнула проворной змейкой. Встряхнула головой, накинула капюшон и ступила во двор. Как глупо!

Дома образовали кольцо. Я загнала себя в тупик и спиной ощутила постороннее присутствие. Напряглась. Оцепенела. Он бесшумно подошел сзади. Медленно провел ладонями по рукам вверх. Схватил за плечи и неистово сжал.

Оглянуться бы. Посмотреть от кого бегу, кого боюсь. Но нет! Страх затмевал разум. Прерывистое дыхание срывалось с губ. Сбежать, затеряться среди людей! Но нет, я слышала тяжелое дыхание, ощущая силу рук и власть надо мной.

Кто же ты? Почему преследуешь? Неужто сама смерть?

***

– Есения…, – сквозь сон доносился голос, – Есения Захаровна, барышня, очнитесь!

С трудом открыла глаза, сквозь пелену забвения различила неясный образ Насти. Девушка перевела дух, перекрестилась. Я глубоко вздохнула, окончательно выныривая из недр странного сновидения. Широко распахнув глаза, я радовалась солнечному свету и новому дню.

– Ну, барышня! – выдохнула Настя. – Напугали, ей-богу. Занедужили али нет? Почивали плохо?

– Ох, Настя, не спрашивай, – отмахнулась я от служанки.

– Батюшка ваш, Захар Платонович, с утра сам не свой, весь двор загоняли. Про вас, барышня, спрашивали.

Я позволила Насте собрать меня, привести в порядок. Служанка кликнула других сенных. Они налетели роем, окружили, подготавливая к венчанию. Я безропотно подчинялась, оставаясь во власти сна. Пыталась разобраться, но тщетно. Настя не сводила тревожного взгляда, но при других девушках не смела спросить.

Для каждой невесты день свадьбы – таинство. Трепетные переживания, надежды на будущее окрыляли и наполняли светом. Во мне же сгустилась тьма. Туман окутал сознание. Я беспрекословно выполняла то, что подсказывали окружающие. Мимолетно отвечала на вопросы. Участливо улыбалась гостям, но не видела и не слышала ничего.

Василий Андреевич неотлучно находился рядом, поддерживая и направляя, словно куклу-марионетку в руках искусного кукловода. Однако присутствие новоявленного мужа не тяготило: я не ощущала той слабости, как во сне. Значит, дело не в Василии Андреевиче? Чего я так боялась?