Есенин: Обещая встречу впереди

«Начальник секретно-оперативного отдела МЧК был 29-летний С. Мессинг, лысый, невысокого роста человек, с недобрым взглядом и болезненными мешками под глазами. Он-то и вызвал оперативника, который завёл на Есенина и его окружение „разработку“ — секретное дело. Стряпались, обычно, такие дела по трафарету — оперативник подыскивал тайного агента или нескольких постоянных посетителей кафе „Домино“ и собирал в „разработку“ их доносы. Кто что сказал, кто и чем недоволен. Затем агенты провоцировали „фигурантов“ на разговоры, поили их водкой, полученной для этой цели у чекистов. Выбрав момент, чекисты однажды всех арестовывали как контрреволюционеров».

Читать интересно. Но вот незадача: перед нами — фантазии взрослого, взволнованного человека. Мессинг никакого оперативника в связи с Есениным не вызывал, никакого секретного дела на Есенина и его окружение никто и никогда не заводил, никакой водки в связи с этим никакие чекисты не выдавали, никакого момента для всеобщего ареста в «Домино», равно как и в «Стойле Пегаса», никто не выбирал.

Ничего этого не было.

По крайней мере, документов, подтверждающих хоть что-то из написанного в данном пассаже Хлысталова, не обнаружено.

Он всё это придумал.

Следуем дальше.

«Дело по выезду С. Есенина за границу в архивах МИД РФ отсутствует. Оно кем-то похищено или уничтожено. Это обстоятельство не позволило выявить чрезвычайно важные подробности, связанные с поездкой, а ведь известно, что Есенин был за границей „под колпаком“».

Известно, что Есенин за границей ни под каким колпаком не был.

Равно как ни под какими колпаками не находились и выезжавшие примерно в те же годы Белый, Маяковский или Мариенгоф. Ни одного донесения о поведении Есенина за границей никто до сих пор в глаза не видел. Ни в каких архивах ничего подобного не выявлено. Да и ничего интересного, в сущности, сообщить было нельзя, не считая того, что носиться без всякой системы за Есениным и Дункан из гостиницы в гостиницу, из ресторана в кабак, из страны в страну — никакой разведки не хватит. Целый отдел надо было бы задействовать. Если бы следили всерьёз, испугались бы в Россию обратно запускать.

Никаких дел в связи с пребыванием Есенина за границей не заводилось. Исключительно поэтому их нельзя ни похитить, ни уничтожить.

Но, впрочем, фантазировать на эту тему никто не запретит.

Примерно вот так: «Не всем пришлась по вкусу известность поэта. Ряд литераторов и критиков не скрывали к нему ненависти. Открыто плели искусные интриги, распространяли сплетни, анекдоты, небылицы. Поэта объявили антисемитом. Этот клеветнический шабаш находил поддержку у официальных лиц и потому, что он верноподданнических стихов не писал, агиток не сочинял, отличаясь от собратьев по перу завидной непокорностью властям».

Ненависти к Есенину не скрывал, к примеру, Иван Алексеевич Бунин. Просоветских стихов Есенин написал великое множество, дав серьёзную фору многим своим современникам.

«Клеветнического шабаша» вокруг Есенина не было. Да, ругали иной раз; ну а кого не ругают? Никакие официальные лица никогда конкретно против Есенина публично не выступали. Непокорности властям Есенин проявить не мог — ни Троцкий, ни Киров, ни Дзержинский, ни Луначарский ни о чём никогда его не просили. Помощь предлагали, а чтобы просить — нет.

* * *

Хлысталов первым подцепил к делу Есенина Якова Блюмкина: ещё не знал толком, что с ним делать, но дорожку последователям проторил.

Первым написал, что Бениславская в пору общения с Есениным была сотрудницей ВЧК. Первым заявил, что сотрудником ГПУ и, более того, «непосредственным участником многочисленных расстрелов мирных граждан» был управляющий гостиницей «Англетер» Василий Назаров.

Он также намекнул, что поэт Лазарь Берман, заходивший в последний вечер к Есенину, был агентом ГПУ и провокатором, причастным к аресту Николая Гумилёва.

Далее — к деталям, в которых, как известно, прячется дьявол.

Хлысталов настаивал, что акт милиционера Николая Горбова «составлен на крайне низком профессиональном уровне»:

«Горбов — обязан был составить не акт. Акты составляются на списание сгнившего товара. По уголовным делам расследуют и составляют протоколы в строго установленной форме».

«Кто-то из современников утверждал, что лицо мёртвого поэта было обожжено трубой отопления. Возможно ли это вообще?» — задавался Хлысталов вопросом.

И далее: «Как самоубийца мог завязать верёвку? И где он мог её достать? Ведь она, по моим расчётам, должна быть не менее 2–2,5 метров длины. Чтобы завязать верёвку на такой высоте, самоубийце нужно было встать на какой-то предмет выше полутора метров. Но таких предметов рядом не было!»