«28.12.1925.
В 6 часов по телефону от Фромана (рабочего секретаря Ленинградского Союза поэтов в 20-е годы. –
Эта подробность – разорванная карточка – стоит того, чтобы задержаться на ней. М. Ройзман в воспоминаниях утверждает, что третий сын Есенина похож на него как две капли воды даже в сорокалетнем возрасте. Я тоже встречала Есенина-Вольпина в Доме литераторов, правда, двумя или тремя годами позже: никакого сходства с поэтом в нем, на мой взгляд, уже не было. Видела и детские его фотографии, мне показывала их сама Н. Д., с которой, по ее просьбе, меня познакомил родной внук поэта, старший сын Татьяны Сергеевны Владимир Кутузов. Что-то явно есенинское было лишь на одной, на которой Александру Е.-В. года полтора или чуть больше. Предполагаю, что дубликат этого фото Есенин и разорвал в ночь с 27 на 28 декабря 1925 года. О том, что на гостиничном письменном столе лежали клочки фотографии сына, никто, кроме Лукницкого, не упоминает. Самого Павла Николаевича в «Англетере» не было, запись в его дневнике сделана со слов Эрлиха. Странность этого обстоятельства наводит на мысль, что Эрлих, первым вошедший в номер, уничтожил эту улику: она усугубляла его вину. Мало того, что не прочитал написанные кровью стихи, так еще и по недомыслию подсунул С. А. фотографию нежеланного ребенка. И вряд ли по своей инициативе. Скорее всего, по настоянию его матери Надежды Вольпин. Что касается других сыновей, то их фотокарточек у Есенина не было. Было лишь фото Татьяны и Кости, которое С. А., выпив, охотно показывал друзьям. Наседкин вспоминает: «А вот дети… – показывает он мне фотографическую карточку… На карточке девочка и мальчик. Он сам смотрит на них и словно чему-то удивляется. О девочке через несколько дней после этого, передавая рукописи сестре Екатерине и Гале, он говорил еще».
Но продолжим читать дневниковые записи Лукницкого – более точных в нашем распоряжении нет.