Я к вам приду
в коммунистическое далеко
не так,
как песенно-есененный провитязь…
Язвительный этот выпад исследователи и толкователи истерли до дыр, но почему-то никто не обратил внимания на то, как много здесь, в «прощальном», во весь голос, «концерте», перекличек с Есениным. Маяковский, уже вплотную придвинувшийся к уходу, продолжает прерванный смертью главного соперника диспут, обращаясь к нему «через головы поэтов», причем именно так, как это когда-то сделал и Есенин, поделив (в «Поэтам Грузии») русскую поэзию на две части – Маяковский и все остальные: «Мне мил стихов российских жар. Есть Маяковский, есть и кроме…» Вот несколько примеров.
Есенин, «Мой путь», 1925:
Стихи мои,
Спокойно расскажите
Про жизнь мою.
Маяковский, первое вступление к поэме «Во весь голос»:
Я сам расскажу
о времени
и о себе.
Есенин:
На кой мне черт,
Что я поэт!..
И без меня в достатке дряни.
Пускай я сдохну,
Только…
Нет!
Не ставьте памятник в Рязани!
Маяковский:
Мне наплевать
на бронзы многопудье,
мне наплевать
на мраморную слизь.
В той же поэме, издеваясь над романсовой «дрянью», В. М. фактически перекладывает своими словами то, что автору «томной» и «дохлой лирики» с издевкой выкладывает ночной, черный, «прескверный гость» в «Черном человеке».
Есенин, «Черный человек», 1924–1925:
Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую, —
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.
Маяковский, «Во весь голос»:
Я
ухо
словом
не привык ласкать;
ушку девическому
в завиточках-волосках
с полупохабщины
не разалеться, тронуту.
Пока Маяковский общался с современниками и соратниками, как живой с живыми, он был снисходителен и великодушен: «Есть у нас еще Асеев Колька, этот может, хватка у него моя». Накануне ВЫСТРЕЛА, отодвинув всех, кроме Есенина, прокручивает, словно немую киноленту, есенинский вариант расчета с жизнью. С ним одним собеседует, ему что-то доказывает, перед ним оправдывается.
Есенин:
Не каждому дано петь.
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам.
Маяковский:
И мне бы
строчить
романсы на вас, —
доходней оно
и прелестней.
Но я
себя
смирял,
становясь
на горло
собственной песне.
Все знаковые есенинские слова у В. М. на памяти. Ласкающие, нежные он с вызовом профанирует, загоняет в лузу, словно бильярдные шары, «карябающими» пользуется, как своими.
Есенин:
Дар поэта ласкать и карябать.
Маяковский:
…не привык ласкать…
Есенин:
И душа моя – поле безбрежное —
Дышит запахом меда и роз.
Маяковский:
Неважная честь,
чтоб из этаких роз
мои изваяния высились…
Есенин:
Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролет, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт.
Маяковский:
…где блядь с хулиганом
да сифилис…