Есенин. Путь и беспутье

Разбираясь в истоках есенинского «эсерства», не будем сбрасывать со счета и сугубо житейские обстоятельства. В ситуации, в какой оказался Есенин весной 1917-го, альянс с эсерами был выгоден ему не только по творческой линии, но и по линии быта. По просьбе Иванова-Разумника бездомного поэта по возвращении из его Константинова пристроили на житье в некое партийное общежитие; квартира была просторной, но многолюдной, впрочем, район удобный, Литейный проспект. Многолюдство в быту Есенин переносил плохо, поэтому у хмурых и неразговорчивых эсеров только ночевал, а дневал где придется, иногда в редакции газеты «Дело народа», где регулярно печатался, но чаще в помещении Общества распространения эсеровских знаний. Там была хорошая библиотека, при которой работала семнадцатилетняя эсерка Мина Свирская. За Миной Сергей Александрович малость приволакивался. Приходил, как правило, во второй половине дня, не снимая ни пальто, ни шляпы, выбирал себе какую-нибудь книгу поумнее и утопал в ней надолго. Иногда заглядывал сюда, к Мине, и Алексей Ганин, тоже поэт и тоже в недавнем прошлом «житель села». Торчал он тут не из-за Мины, а потому что был слегка влюблен в ее подружку, секретаршу газеты «Дело народа» веселую и фигуристую Зинаиду Райх, и если та была занята неотложным делом, убивал время в Обществе. Зазнобу приятеля Есенин уже видел в редакции, их мимоходом представил друг другу Иванов-Разумник. Алешкина пассия ему не понравилась: мордашка смазливая, да бойка не в меру и на ногу тяжела. Женщин с тяжелой и неловкой походкой Сергей Александрович не любил и был слегка ошарашен, когда, задержавшись в редакции в ожидании гонорара, увидел толстуху в окружении авторов, пришедших, как и он, за денежкой. Взрослые, тертые мужики из кожи вон лезли, стараясь понравиться девице, на его вкус, заурядной. Ажиотаж был тем более странным, что со стороны и вчуже ничего вызывающего или заманивающего в ее поведении не замечалось. Вроде как и самой неловко, что мужчины глядят на нее, словно раздевают. Заинтригованный, Есенин увязался за Ганиным, ежевечерне провожавшим Райх после работы: жила она далеко, в глухом и опасном месте, на 8-й Рождественской. Однако рядом со своим официальным поклонником Зинаида выглядела совсем другой, тихой, на Есенина внимания не обращала и то ли слушала, то ли делала вид, что слушает запутанные разглагольствования заумного кавалера. Хотя нет, вроде и впрямь вникала, потому что именно в самых дремучих местах вскидывала на него глаза и приоткрывала рот – совсем по-детски. Глаза у круглой девицы яркие, но слишком уж круглые, зато рот хорош – и рот, и зубы.

В апреле 1917-го (в номере за 9-е) эсеровская газета «Дело народа», та самая, где Райх работала техническим секретарем, опубликовала «Марфу Посадницу», а через несколько дней в помещении Тенешевского училища состоялся «Вечер свободной поэзии», где Есенин эту поэму читал. Зал полон, в дверях стоят, конечно, не из-за Есенина, а из-за Тэффи, Клюева, Маяковского, Корнея Чуковского. Но уже одно то, что и его имя вынесено на такую афишу, дорогого стоило. На радостях (в первостатейной компании он еще не выступал) Есенин, получив гонорар, пригласил девочек и Алешку Ганина за город – надо же отметить наступление весны, и в прямом, и в переносном смысле! Лет двадцать спустя, мучась вынужденным бездельем (Мейерхольду назначено санаторное лечение, а он без жены никогда и никуда не уезжал), Зинаида Николаевна набросала план воспоминаний о Есенине, точнее, о своей недолгой семейной с ним жизни. Дальше чернового плана работа не сдвинулась, листочки затерялись в архивном ворохе, а когда вынырнули, выяснилось: ни один текстолог не может их расшифровать. Обратились к дочери поэта, и Татьяна Сергеевна, с трудом припомнив все, что мать ей время от времени рассказывала, некоторые пункты этого плана, и прежде всего два первых, касающихся апрельской поездки за город, сумела-таки разгадать:

«1. В деревне – пруд – рыбы не поймали

2. Горелки – за то что девочкой неловкой предстала

Вижу, что Зинаида Николаевна собиралась начать воспоминания с описания загородной поездки, состоявшейся в один из весенних дней 1917 года. В компании молодежи мои будущие родители провели воскресный день где-то поблизости от Питера (название деревни мама не упомянула). Это был не день знакомства, первая встреча произошла несколько раньше, когда Есенин пришел в редакцию петроградской газеты “Дело народа”… Потом были еще две-три встречи, на людях, они закрепили знакомство, но не больше. Поворотным, определившим будущие отношения, был день в деревне. После того как они поженились, отец подарил матери свою фотографию (вернее, это половина снимка 1916 года, где отец сидит за столом вместе со своим приятелем Мурашевым) с надписью: «За то, что девочкой неловкой предстала ты мне на пути моем». Мама объяснила мне, что девочкой неловкой она «предстала» в деревне, когда играли в горелки.

– Не знаю, что со мной тогда было – я все время спотыкалась и падала, надо мной смеялись».