Есенин за 30 минут

Зеленая прическа,
Девическая грудь,
О тонкая березка,
Что загляделась в пруд?

Что шепчет тебе ветер?

О чем звенит песок?
Иль хочешь в косы-ветви
Ты лунный гребешок?

Открой, открой мне тайну

Твоих древесных дум,
Я полюбил печальный
Твой предосенний шум.

И мне в ответ березка:

«О любопытный друг,
Сегодня ночью звездной
Здесь слезы лил пастух.

Луна стелила тени,

Сияли зеленя.
За голые колени
Он обнимал меня.

И так, вдохнувши глубко,

Сказал под звон ветвей:
«Прощай, моя голубка,
До новых журавлей».

«Золото холодное луны…»

Золото холодное луны,
Запах олеандра и левкоя.
Хорошо бродить среди покоя
Голубой и ласковой страны.

Далеко-далече там Багдад,

Где жила и пела Шахразада.
Но теперь ей ничего не надо.
Отзвенел давно звеневший сад.

Призраки далекие земли

Поросли кладбищенской травою.
Ты же, путник, мертвым не внемли,
Не склоняйся к плитам головою.

Оглянись, как хорошо другом:

Губы к розам так и тянет, тянет.
Помирись лишь в сердце со врагом –
И тебя блаженством ошафранит.

Жить – так жить, любить – так уж влюбляться.

В лунном золоте целуйся и гуляй,
Если ж хочешь мертвым поклоняться,
То живых тем сном не отравляй.

Это пела даже Шахразада, –

Так вторично скажет листьев медь.
Тех, которым ничего не надо,
Только можно в мире пожалеть.

И. Д. Рудинскому

Солнца луч золотой
Бросил искру свою
И своей теплотой
Согрел душу мою.

И надежда в груди

Затаилась моей;
Что-то жду впереди
От грядущих я дней.

Оживило тепло,

Озарил меня свет.
Я забыл, что прошло
И чего во мне нет.

Загорелася кровь

Жарче дня и огня.
И светло и тепло
На душе у меня.

Чувства полны добра,

Сердце бьется сильней.
Оживил меня луч
Теплотою своей.

Я с любовью иду

На указанный путь,
И от мук и тревог
Не волнуется грудь.

«Издатель славный! В этой книге…»

Издатель славный! В этой книге
Я новым чувствам предаюсь,
Учусь постигнуть в каждом миге
Коммуной вздыбленную Русь.

Пускай о многом неумело

Шептал бумаге карандаш,
Душа спросонок хрипло пела,
Не понимая праздник наш.

Но ты видением поэта

Прочтешь не в буквах, а в другом,
Что в той стране, где власть Советов,
Не пишут старым языком.

И, разбирая опыт смелый,

Меня насмешке не предашь, –
Лишь потому так неумело
Шептал бумаге карандаш.

Исповедь самоубийцы