Эсэсовцы под Прохоровкой. 1-я дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» в бою

— Вот же пес ты, Дори. Заставил давиться меня дерьмом, а сам привез мою банку. Но, несмотря на то что я был сыт, мой дорогой, для этого местечко еще осталось.

Он поделил ветчину на восемь кусков.

— Вот, Цыпленок, дай остальным их долю. Пусть слижут свое искусственное дерьмо на десерт.

И, жуя за обе щеки, он задумчиво заметил:

— Снабжение начинает медленно доставать!

День седьмой 8 июля 1943 года

Создав небо и землю и не забыв про солнце, решил Господь Бог после шести дней непрерывного творения установить заслуженный день отдыха — воскресенье. Седьмой день битвы под Курском не был ни днем отдыха, ни воскресеньем. И он был горячим!

Отдельные облачка, приклеившиеся к небесной сфере, иногда давали тень. Собравшиеся роты, батальоны и полки шли широко разбросанными длинными колоннами по холмистой местности, пересеченной глубокими оврагами. На правом фланге танки и штурмовая артиллерия поднимали длинные хвосты пыли. Еще правее, вдалеке слабо, но непрерывно гремела артиллерия, сопровождавшая гренадеров еще в предыдущий день. К тому времени каждый боец знал, что там иван отчаянными атаками пытается прорвать их фланг. Экипаж разведывательной машины из «Мертвой головы», ожидавший горючего, рассказал, что их сменили баварские пехотинцы. Теперь они должны были держаться, чтобы подвижные соединения войск СС могли прорваться к излучине Псела.

Гренадеры восприняли новость с присущим им упрямством и пошли дальше. Что такое излучина Псела и где она находится — никто не знал. Им также было все равно, излучина ли это, дрянной городишко, река или гряда холмов. С названиями всегда были связаны тяготы. Они только не понимали, зачем им сбивать подметки, если здесь можно было бы ехать.

Рота, в которую входило отделение длинного унтершарфюрера, замыкала полковую колонну. Этим все были довольны, особенно Эрнст. Этот успокаивающий факт его радовал, и он воспринимал такую летнюю прогулку приятной. Марш был почти удовольствием. Люди улыбались. Все идет легче, если знаешь, что дивизия идет за другой. В предыдущие дни все было наоборот. Тогда они шли в авангарде, а это уже половина абонемента на то, чтобы попасть в список, обрамленный черным прямоугольником под Железным крестом в газете. Как уже сказано, этому больше всех радовался Эрнст. Он глубоко ушел в собственные размышления. Блондин наблюдал за ним и думал, какие проблемы пытается решить мюнхенец, как он оценивает свои шансы, чтобы остаться невредимым. Он ждет возможности блестящего проявления ума, возможности добраться до припасов. В авангарде это невозможно. Но в хвосте, к тому же в непосредственной близости от мясных горшков Лукулла? Ему бы только узнать, где полевые кухни, где едут машины и повозки с продовольствием, а еще лучше — где остановилась маркитантская лавка. Как только это будет установлено, тогда остается только дождаться темноты. Блондин ни словом не нарушал ход мыслей своего друга. Он молча топал рядом с мюнхенцем, внутренне предвкушая, как Эрнст будет проворачивать дельце. Он усмехнулся, перевесил винтовку на другое плечо и посмотрел в небо, в сияющую голубизну, покрытую мелкими облачками. Потом он осмотрел округу, которая не была такой уж унылой, какими представляются обычно военные ландшафты. Когда идет бой, омерзительным становится любой ландшафт, будь то Вогезы или Аргонский лес, Фландрия или Сомма. Тот, что был перед ними, был идиллией — плоские холмы, заросли орешника, балки. Почти красиво. Он напоминал Франконию. Не было только домов с красными крышами, шпилей кирх и извилистых дорожек, глядя на которые думаешь, почему они не прямые, а закрученные вокруг каждого поля. Нет также виадуков, а в остальном — ничего угрюмого, одинокого монотонного и меланхоличного. Ничего такого, что бы напоминало общее представление о русском пейзаже. Добрая страна, если бы не люди — солдаты, артиллерия, танки и штурмовые орудия. «Если бы» — проклятое словосочетание. Надо его вычеркнуть из словарей. «Если», тогда бы не было никаких «но» и многое стало бы не таким проблематичным.

Глубокие следы гусениц были почти дорогой. Много следов в пыли, покрытые пылью вывернутые и размолотые куски дерна, но это дорога, и она ведет, а там, где есть направление, идется легче.

Блондин начал про себя напевать марш дивизии «Лейбштандарт». Текст был пошлым, как обычно, но зато мелодия пробирала до костей. Это уже было известно в 1-м пешем гвардейском полку, проводившем разводы караулов в Потсдаме. Прежде это был его марш. Блондин потихоньку напевал. Через некоторое время он поймал себя на том, что повторяет только припев, а из него — только проигрыш трубы: «Тра-ля-ля-ля-ля!»

Удивленный Камбала повернулся и толкнул Куно:

— Ты слышишь, Куно? У нас тут завелись донские казаки.

Блондин в ответ усмехнулся и неожиданно громко, во всю силу запел, подражая звукам трубы:

— Тра-ля-ля-ля-ля! Это гвардия…!

Эрнст безразлично покачал головой, показал на солнце, потом на Блондина и постучал себя по лбу. Его каска отозвалась звонким металлическим звуком.