Эш, или Анархия

Но корсет уже был снят, да и не сопротивлялась она вовсе, более того — одарила его нежным поцелуем. И хотя такое приветствие в высшей степени ошарашило его, и хотя это, вероятно, было не менее новым, чем то вздрагивание, которого он с нетерпением ждал, тем не менее этот поцелуй прояснил ужасным и отвратительным образом, что это входит в ее старую привычку завершать празднование дня рождения нежной любовной вечеринкой; и то, как только что настал с таким нетерпением ожидавшийся момент, как прошло по ее телу исполненное счастья вздрагивание, стало для Эша яростной болью оттого, что прикосновение кожи господина Хентьена к ее телу, которое он в данной ситуации вообще не хотел себе представлять, приводило к такому же вздрагиванию: призрак, от которого он решил, что избавился, восстал снова, с еще большим злорадством и непобедимостью, чем когда бы то ни было прежде, и чтобы победить его, а женщине доказать, что здесь есть только он один, Эш набросился на нее и впился лошадиными зубами в ее мясистое плечо. Ей, должно быть, было больно, но она терпела молча, впрочем, выражение ее лица было таким, словно она проглотила кусочек лимона, а когда он в изнеможении отпрянул, она, словно в благодарность, крепко обняла его, как будто в тиски зажала, своей; тяжелой неуклюжей рукой, да так сильно, что он с трудом мог дышать и сердито пытался освободиться. Но она не ослабила объятий, а сказала- впервые она заговорила с ним в этой нише — своим обычным деловым тоном, в котором он, будь он более чутким, смог бы уловить нечто похожее на страх: "Почему ты пришел так поздно?.. Потому что я стала еще на год старее?" Эш был настолько поражен ее необычными словами, что даже не уловил смысл сказанного, да он даже и не пытался уловить, поскольку неожиданное звучание ее голоса было для него словно завершение, словно озарение после долгих и мучительных размышлений, знаком того, что все может быть по-другому, и он произнес: "С меня хватит, я умываю руки". Госпожа Хентьен ощутила прилив крови к голове, вряд ли она хотела ослабить сжимающую его плечи руку, но на душе стало так холодно и тяжело, что рука превратилась в бессильно свисающую плеть, До нее дошло только, что нельзя показывать свое замешательство какому-то мужчине, что надо было дать ему от ворот поворот до того, как он сам от нее уйдет, и, с трудом собравшись, она тихо выдавила из себя: "Пожалуйста, как будет угодно". Эш пропустил это мимо ушей и продолжил: "На следующей неделе я отправляюсь в Баден". Зачем он сообщает ей еще и это? В какой-то мере она ощутила себя польщенной, поскольку намерение покончить свои отношения с ней, видимо, настолько потрясло его, что он решил куда-нибудь уехать. Только если уж он задумал поставить точку, то что-то тут не так, поскольку он сейчас снова уткнулся своими губами в ее плечо. Или он просто жаждет ублажать свою похоть до самого последнего момента? От этих мужчин всего можно ожидать! Тем не менее в ней снова шевельнулась надежда, и хотя говорить ей было еще довольно трудно, она спросила: "Зачем? Там что, тоже девочка, как в Обер-Везеле?" Эш засмеялся: "Да уж, девочка что надо".

Госпожа Хентьен была возмущена тем, что он еще и насмехается над ней:

"Большое искусство поиздеваться над слабой женщиной". Эш по-прежнему относил сказанное к "женщине" в Баденвайлере, и это рассмешило его еще больше: "Ну, не такая уж она откровенно слабая". Ее недоверие получило новое подтверждение: "И кто же это?" "Секрет". Она обиженно замолчала, терпеливо снося его новые ласки. А между тем спросила: "А зачем тебе другая?" Он не смог не сознаться самому себе, что эта женщина с ее деловыми, даже бюрократическими и все же так странно противоречивыми и благочестивыми ухватками вызывает в нем гораздо больше сладострастия и желания, чем любая другая, и что ему действительно никакая другая не нужна. Она повторила: