Как я могла упустить вот это? Не понять, что столько лет жила с человеком, которого совсем не знала? Он умело притворялся? Наверное — да. А может и нет. Может быть, я просто многое спускала на тормозах. Считала, что сама неправа. Его старалась оправдать, себя… себя просто не слушать.
Дура! Какая же я была дура!
А может, дело еще в известной фразе: хочешь узнать мужчину — разведись с ним? Просто в этой критической ситуации выплыли наружу самые темные стороны моего бывшего, которые раньше он предпочитал скрывать?
Что ж, не пора ли ему показать и мои тёмные стороны?
— Я предупредил, Милана! Ты зарываешься! Не нужно со мной ссориться. Не надейся на то, что твой любовник тебе поможет.
— Кто? — эти слова бывшего совсем выбивают из колеи.
— Ты сама знаешь кто! Северов! Ты знаешь, что он женат? Знаешь на ком он женат? Он никогда не разведётся ради такой как ты!
— Какая же ты мразь, Олег! Просто мразь!
— Не смей! — но он не успевает. И статуэтка летит в стену. Еще одна балерина.
Когда-то я их очень любила. Сейчас же для меня они как символ моего падения.
Падения в своих глазах. Да, да. Именно в своих собственных глазах я упала. Потому что жила с таким ничтожеством. Потому что не смогла его распознать. Потому что позволяю ему вот так себя вести. Вот так со мной разговаривать.
И ненавижу сама себя за это.
А еще… воспоминания больно бьют по щекам. Наотмашь.
Страсть на крыше. Взахлеб. Огненно. Горячо. Жадно. Его губы везде. Его пальцы.
Член внутри. Мне не хватает этого. Я на стенку лезу, так мне этого не хватает.
Его внутри. Его на мне. Чужого мужа, который смотрит на меня как на самую дорогую в мире драгоценность. Который купает меня в своих эмоциях.
Заставляет чувствовать себя живой, настоящей, ценной.
Я хочу к нему. Хочу просто побыть рядом с ним маленькой, нежной девочкой, которой нужна защита.
Да, да, я тридцатисемилетняя мать двоих детей хочу быть маленькой, хочу, чтобы он меня оградил от всего мира, спрятал за пазухой, прижал к груди. Любил.
— Мам, ну, пожалуйста! Поедем в Питер!
А почему бы и нет?
— Я подумаю.
Сегодня среда. Можно взять и рвануть, например в субботу. Завтра у меня съемка, потом перерыв — неделя, материал могу подготовить удалённо.
Я не скажу Арсению о том, что я еду. Я ничего ему не буду говорить. Я не буду с ним встречаться.
Я просто хочу дышать с ним одним воздухом. Знать, что мы в одном городе, может, совсем рядом. Нас не разделяет пропасть в шестьсот с лишним километров.
Я поеду в Питер. Поеду.
Следующее утро яркое, солнечное. Этот август в столице всё еще жаркий, хороший. Москвичи изголодались по тёплому лету, хотя недовольных как обычно много. Это те, кому приходится париться в офисах, чьи коллеги яростно протестуют против кондиционеров и сквозняков.
Как же хорошо, что мне не нужно пахать в таком вот «опен спейсе», где все как на ладони, все слишком близко, и конфликты неизбежны!
Я стою перед камерой, проговаривает с Ольгой то, что я должна сказать.
Киваю. На мне элегантное платье цвета травы, идеально сидит. Платье моё, на этом проекте никто никаких нарядов экспертам не выдаёт — не положено. И даже гримёра нет. Благо, я умею наносить макияж и даже купила специальные салфетки от блеска на лице по совету ребят операторов.
Сегодня у нас интересная тема. Я рассказываю коротко историю Сухаревой башни. Её давно уже нет — снесли в тридцать четвёртом. Легенд о ней ходило не мало. В начале восемнадцатого века, еще при жизни Петра первого в Сухаревой башне располагалась Школа математических и навигацких наук, руководителем её был сподвижник Петра Яков Брюс.
— Якова в народе считали чернокнижником и магом, поговаривали, что есть у Брюса некая «черная книга», в которой записаны его колдовские премудрости.
— Стоп. — Ольга командует записью, её что-то не устраивает, но я не нервничаю, знаю, что это нормально и с одного дубля снять мой текст получается редко. — Еще раз, давай, Милаш, с того же места.
— Якова считали чернокнижником и магом. В тридцать четвертом, когда было принято решение снести Сухареву башню, её не стали взрывать, разбирали по кирпичикам. Сам Лазарь Каганович приезжал сюда, и москвичи считали, что всемогущий, в то время первый секретарь Московского городского комитета ВКП(б) ищет спрятанные в башне клады, а главное ту самую «черную книгу».
Заканчиваю реплику, смотрю на Олю, с которой я по формату веду беседу, чувствую, как горит левая щека. Чей-то пронзительный взгляд.
— Стоп, это сняли. Милана, спасибо, сегодня свободна.
Поворачиваю голову и иду. Иду к нему.
Иду, чтобы просто прижаться, почувствовать его руки на своём теле.
И плевать на то, что это неправильно.
Правильно.
— Ты очень красивая. Прекрасно смотришься на экране, я тебя уже видел.
— Я скучала, Арс. Я так скучала.
— Моя девочка. Я тоже. Я тоже…
Глава 31
— Мила, нужно снять микрофон. — Ольга с интересом оглядывает Арсения.
Выглядит он, конечно — слов нет, одни буквы. На миллион долларов. Больше. Шикарный светлый льняной костюм, не мятый. Шикарные же туфли. Такого хоть сейчас на обложку журнала.