Ешь. Молись. Разводись (СИ)

А для моей жены, которую по иронии судьбы всю жизнь тоже зовут не Людой, а Милой?

Всё это неправильно.

Противоестественно.

Но такова жизнь.

По крайней мере пока.

Сейчас.

Ловлю сообщение. Список.

Памперсы, если будет определенная марка, молоко, хлеб, черника, зеленые яблоки, овсяное печенье…

«Купи, пожалуйста, клубнику и взбитые сливки, я знаю, что мне нельзя, но так хочется! Я просто на них посмотрю!»

Она еще такая девочка. Хотя ей уже двадцать три.

Мне почти сорок. Тридцать девять. Скоро юбилей.

Я старше на целую жизнь.

А Милана? Ей тридцать семь. Казалось бы, почти ровесница, мужчины в моём возрасте должны предпочитать девушек помладше.

Раньше я предпочитал.

Для разгрузки, для расслабления, для секса.

Для любви, оказалось, нужно совсем другое.

И возраст не имеет значения.

И я понимаю мужчин, которые смотрят на женщин гораздо старше и влюбляются без оглядки.

Как мой земляк художник Павел Филонов влюбился в женщину, которая была старше на двенадцать лет. Меня в своё время потрясла их история, как и картины Филонова, которые висят у нас в Русском музее.

Милана подходит мне во всем.

С ней можно говорить и молчать. Это самое важное, когда с человеком комфортно молчать.

Покупаю продукты, нахожу нужные подгузники. Еще беру манго и малину — кажется, Людмила их тоже любит.

Ей нельзя, кормящей, точно. Но я, наверное, заставлю съесть. В конце концов я читал, что не стоит ограничивать себя во всем и младенцам даже полезно получать разные продукты с молоком матери.

Люда ждёт меня в гостиной. Одна.

— Привет.

— Привет.

Целую сухо, в щеку. Она привыкла. Плакала.

— Что случилось.

— Ничего, просто.

— Пойдём.

— Куда?

— На кухню. Будешь у меня есть клубнику со сливками.

— Нельзя, у Максюши будут колики.

— Когда он вырастет я ему расскажу, что ты называла его Максюшей и фотографировала голеньким.

Люда смотрит как-то странно.

— Что?

— Ты влюбился?

— Что?

— Ничего.

Глава 33

У меня дежа вю.

Это уже было. Так мы уже собирались, только тогда в Питер ехала одна я.

И Коржик был с нами. Сейчас Коржик остался на даче у родителей. Мама называет его «сыночек» и любит, кажется, больше, чем нас с братом и внуков.

Я не ревную, Коржика я и сама люблю.

— Мам, а куртку брать?

Вот! Те же слова.

И мой ответ.

— И куртку, и жилетку. Бери. И шорты с майками. Сейчас там жара, но Питер — это Питер.

Да, Питер — это Питер.

Я не сказала ему, что приеду.

И не скажу.

Наверное.

Боже, не скажу! Не «наверное», а точно. Я не могу.

Это мерзость, знать про его жену, знать про его ребёнка… Он мне рассказал.

Не давил на жалость, не объяснял.

Я ведь не прошу его бросать жену? Не прошу менять жизнь!

Я вообще попросила бы оставить меня в покое.

Если бы у меня были силы.

Но я была в какой-то агонии. Сгорала заживо. И снова как птица Феникс воскресала от его поцелуев, рук, губ. Он его аромата. От тела рядом.

А после так долго не могла прийти в себя и всё думала. Размышляла.

А как было у нас с Олегом?

Было так?

Нет, была любовь, это я точно знаю. Но было иначе. Всё иначе.

Я помню в самом начале было легко, а потом накрывали моменты такого драматизма, когда казалось, что мы просто умрём друг без друга. Убери меня от него, и я не смогу дышать.

Да, это было точно.

Я не могу и не хочу сейчас обесценивать отношения с мужем, потому что это равносильно обесцениванию себя.

Я любила. Мы любили.

Кто же виноват, что любовь кончилась? И у него, и у меня. Прекратилась разом и всё тут.

Да, да, я ведь тоже давно поняла. Любви нет. Но была семья, дети, привычка.

Возможно, если бы как-то по-другому он преподнёс наше расставание… По крайней мере не трахался бы за моей спиной! Пришёл бы и сказал честно, — Маш, так и так, давай нормально решим вопрос, останемся в хороших отношениях.

Или дело еще и в квартире? Оставить мне и детям квартиру — такая уж проблема? Да ведь у него есть деньги!

Есть, только кредит за машину свою я сама плачу. Да и на детей я стараюсь сама всегда заработать.

Что теперь говорить? Поздно пить боржоми.

Поздно.

И не хочу.

Сейчас состояние, когда ничего не хочу.

— Мам, а в «Азбуку», что, не поедем?

Чёрт, почти проехали уже.

— Ну, ма-ам!

Включаю поворотник, съезжаю с платной трассы.

«Азбука».

Накрывает воспоминаниями. Жёстко.

— Ой, мам, а помнишь того мужчину, который купил тебе пирожные и пил раф?

Еще бы не помнить! Но то, что его и дочь запомнила… Это говорит в пользу Арса.

— Мам?

— Что? — стараюсь не выдавать своё состояние. Спокойнее, Мила! — Помню, да.

— Такой смешной.

— Смешной? Почему? — интересно, Арс какой угодно, но только не смешной!

— Ну, он хотел с тобой познакомиться.

— И что в этом смешного? Со мной нельзя познакомиться?

— Рит, чё ты чушь несёшь? — отмирает Никита, зависший, как всегда, в телефоне.

— Не чушь! Он маму кадрил!

— Что за слова, Рита!

— Обычное слово, мам.

— И что смешного-то?

— Ну, не познакомился в итоге. Мог бы телефончик тебе написать, или твой взять.

— Рит, чё за бред? Он же видел, что она с нами! — Никита что, тоже запомнил?

— И что, что с нами? Что нельзя познакомиться что ли?

— Ну, не знаю… — Никита глаза закатывает с таким видом, что наличие двоих детей это просто приговор.

— Ладно, закрыли тему.